Прекрасные господа из Буа-Доре

– Я никаких обещаний не давала, – ответила Лориана, которая становилась все грустнее и грустнее, – но боюсь, что вы, не поставив меня в известность, дали обещание маркизу.

– Да я бы посмеялся над обещаниями, – продолжал де Бевр, – но я их и не давал. Тем хуже для этого безумца и его мальчишки, если они серьезно восприняли пустые слова: пусть один утешится деревянной лошадкой, а другой – новой перевязью, потому что оба они – настоящие дети.

– Дорогой отец, – сказала Лориана, – мне уже нельзя подшучивать над маркизом. Он был для меня больше чем отец, он был мне и отцом, и матерью, и братом одновременно: так по-отечески, с нежностью и с милым весельем обращался он со мной! Марио, конечно, ребенок, но он все-таки не такой ребенок, как другие. Он нежен и тонок и внимателен к людям, как девушка; он храбр, как мужчина, потому что вы знаете, что он сделал, и, кроме того, для своего возраста он очень много знает. Он сможет нас обоих поучить!

– Ну конечно, дочь моя! – воскликнул де Бевр, хлопнув себя по животу. – Вы совсем голову потеряли из-за этих прекрасных господ из Буа-Доре. И мне кажется, что я для вас не очень-то много значу. Вас очень заботит их огорчение и мало волнует мое согласие, раз вы не желаете меня слушать, когда я говорю вам о Гийоме д’Арсе.

– Гийом д’Арс – мой хороший друг, – ответила Лориана, – но как муж он для меня стар. Ему уже скоро тридцать, он хорошо знает мир и найдет меня слишком глупой или слишком уж дикаркой. До установления мира его предложение, может быть, и польстило бы мне, он тогда бы поддержал нас своим именем, когда мы были гонимы. Но теперь никакой его заслуги в этом нет: наши права признаны и наше спокойствие гарантировано. И тем более ему не следует настаивать на своем теперь, когда мы богаче его.

Тщетно пытался господин де Бевр заставить свою дочь изменить мнение. Его раздражало мнение дочери, так как в глубине души, если бы Гийом и Марио были одинакового возраста, он все равно предпочел бы Гийома. Зять, склонный к непритязательным и беззаботным радостям, любящий физические нагрузки, подходил ему гораздо лучше, чем зять, получивший великолепное образование и обладающий характером избранного.

Лориана старательно защищалась, однако, чтобы не огорчать отца, произносила «Ваша воля будет и моей» Но, говоря так, преследовала еще одну цель – она рассчитывала на обещание, данное ей отцом, когда она овдовела: никогда не идти против ее собственных склонностей.

Де Бевр, разбогатев, стал более властным – ему очень хотелось поймать дочь на слове и заявить: «Такова моя воля» Но он был человек не злой, и Лориана была, пожалуй, его единственной привязанностью.

Он ограничивался тем, что без конца рассказывал ей о своих материальных интересах, чем очень огорчал и печалил ее, а она-то раньше считала, что, когда он отправился в последний гугенотский крестовый поход, его это перестало интересовать.

Она не сдалась, но согласилась, чтобы не обижать Гийома, дать ему очень осторожный отказ и до новых распоряжений принимать его визиты.

Глава шестьдесят вторая

Прекрасные господа восемь дней не появлялись. Де Бевр не хотел отпускать дочь в Бриант, заявляя, что не следует поддерживать иллюзии. Они немного поспорили. Лориана волновалась и плакала, пытаясь объяснить отцу.

– Из-за вас меня сочтут неблагодарной, – говорила она. – Обо мне там так заботились, теперь я должна поехать позаботиться о Марио. По крайней мере, вы-то должны туда наведываться каждый день. Они решат, что вы их забыли теперь, когда мы в них не нуждаемся! Ах, если бы я была мальчиком! Я бы могла в любой час помчаться туда на лошади, я была бы приятелем и другому бедному ребенку, я могла бы дружить с ним, не думая об узах в будущем и не опасаясь упреков.

Наконец, Лориана убедила отца поехать в Бриант. Она увидела, что Марио неплохо справился с печалью и, казалось, вновь согласился стать ребенком. Лориана шалила со своим невинным возлюбленным и смеялась.

Маркиз был несколько задет поведением господина де Бевра. Но они не могли держать зло друг на друга. И принялись беседовать, как будто бы ничего и не произошло.

– Не надо дуться, сосед, – сказал де Бевр Буа-Доре. – Ваши идеи насчет этих детей – пустые грезы. Видите, как невинно играют они вместе! Это знак того, что любовь у них не сладится. Подумайте, слишком молодой муж ненадолго привяжется к единственной женщине, а покинутая женщина и ревнива и злобна. Кроме того, между этими детьми есть препятствие, о котором нам следовало бы подумать: один католик, а другая – протестантка.

– В этом нет препятствия, – ответил маркиз, – можно пожениться в любой церкви, а потом каждый обратится к той, которую предпочитает.

– Да, для вас, старого безбожника, это выходит хорошо, вы принадлежите к двум церквам, а стало быть, ни к одной. Но для нас…

– Для вас, сосед? Не знаю, какого вы вероисповедания, но я-то крепко верю в Бога, а вы не очень…

– «Может быть! Кто знает?»{198} – сказал Монтень. Но моя дочь верит, и вы не заставите ее уступить.