Прекрасные и обреченные

Глория пристально посмотрела на мужа. Чуткое ухо, привыкшее к его голосу, уловило, что последнее слово было произнесено заплетающимся языком.

– Ты пил, – спокойно констатировала Глория.

– Всего пару стаканчиков.

– Понятно.

Энтони позевывал, сидя в кресле, и некоторое время оба молчали. Вдруг Глория требовательным голосом спросила:

– Ты действительно ходил к мистеру Хейту?

– Нет, – робко улыбнулся Энтони. – В общем-то я просто не успел.

– Так я и знала. Он за тобой присылал.

– А мне наплевать. Надоело торчать у него в конторе. Можно подумать, этот тип делает мне великое одолжение. – Энтони глянул на жену, словно ожидая моральной поддержки, но она вернулась к созерцанию сомнительной красоты пейзажа за окном. – Сегодня жизнь меня окончательно вымотала, – неуверенно вымолвил он, но Глория по-прежнему хранила молчание. – Встретил приятеля, и мы посидели немного в баре в «Билтморе».

Сумерки вдруг стремительно сгустились, однако ни один из супругов не пошевелился, чтобы включить свет. Так и сидели, погруженные каждый в свои мысли бог весть о чем. Порыв ветра за окном взметнул в воздух снежный вихрь, и из груди Глории вырвался тихий вздох.

– А как ты провела день? – спросил Энтони, чувствуя, что молчание начинает действовать угнетающе.

– Читала журнал – сплошь идиотские статейки богатеньких писак, что беднякам, мол, ни к чему шелковые рубашки. И пока я читала, не могла думать ни о чем другом, кроме серой беличьей шубки, о которой давно мечтаю, и о том, что мы не можем себе позволить подобную роскошь.

– Почему же, можем.

– Ой, ради Бога!

– Не сомневайся! Хочешь шубку – иди и купи.

В прозвучавшем в темноте голосе Глории слышалась презрительная насмешка:

– И под этим следует понимать продажу очередной облигации?

– Если потребуется. Не хочу, чтобы ты одевалась как попало. Впрочем, с тех пор как я вернулся, мы порядком поистратились…

– Ох, замолчи! – с досадой перебила Глория.

– С какой стати?

– Просто я сыта по горло разговорами, сколько мы потратили и чем занимались. Ты вернулся домой два месяца назад, и с тех пор практически каждый вечер мы весело проводим время. Нам обоим хочется выйти в люди, что мы и делаем. И разве ты слышал от меня хоть слово жалобы или упрека? А сам только и знаешь, что ныть. Мне безразлично, как мы живем и что с нами станет. По крайней мере я последовательна в своих мыслях и поступках. Но вечных жалоб и паникерства не потерплю…

– Ну знаешь, и с тобой не всегда приятно иметь дело.

– А я и не обязана тебя развлекать. Даже пальцем не пошевелил, чтобы исправить положение.

– Неправда, я стараюсь…

– Ха! Я уже где-то это слышала раньше. Утром ты обещал не притрагиваться к спиртному, пока не получишь работу. А у самого даже не хватило храбрости сходить к мистеру Хейту, когда он прислал за тобой, чтобы обсудить наше дело.

Энтони вскочил на ноги и включил свет.

– Послушай! – выкрикнул он, часто моргая. – Мне начинают надоедать ядовитые замечания!

– Ну и что ты собираешься в связи с этим предпринять?

– Неужели думаешь, меня переполняет счастье? – продолжал Энтони, пропуская вопрос жены мимо ушей. – По-твоему, я не понимаю, что мы живем не так, как следовало бы?

Глория вскочила с места и стала рядом с мужем, дрожа от злости.

– Я этого не потерплю! – взорвалась она. – Не позволю читать нравоучения. Вечно ты со своими страданиями! Убогий слабак и всегда таким был!

Они стояли лицом к лицу, чувствуя себя глупо, уже не в состоянии произвести друг на друга желаемое впечатление… и обоих терзала мучительная скука. Потом Глория вышла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.