Темные глаза мужчины расширяются, когда бита соединяется с его рукой. Локоть. Я быстро ударяю его еще три раза, и вот он – отвратительный хруст. Он воет, отступая от кровати. Мама Айсис, рыдая, заползает под нее. Мужчина хватается за руку, согнутую в локте в неестественном направлении.
– Ты чертов ублюдок! – кричит он и, сжимая плечо, бежит ко мне. Я смеюсь и отхожу в сторону в последний момент, и он врезается в шкаф, дезориентированный на несколько секунд из-за нападения. И я использую эти мгновения с пользой.
–
– С-слушай, парень, я просто уйду, окей? Нет необходимости…
Я снова замахиваюсь и бью в его брюхо. И снова, между ног. Он опрокидывается, воя, я наступаю ему на грудь и смотрю на него.
– Существуют преступления. Вследствие чего возникает необходимость, – говорю я. – Наказаний.
– Пожалуйста…
Я улыбаюсь и слега ударяю его по носу концом бейсбольной биты.
– Никакого вымаливания. Умри достойно.
Я поднимаю биту, вровень с его головой, он кричит и защищает лицо здоровой рукой.
И та часть меня смеется от восторга.
-16-
Я просыпаюсь у Сатаны в заднице. И всё белое: белые стены, белые кровати, белый свет. Или в Нарнии. Это могла бы быть Нарния. Я умерла и попала в Нарнию? Оу, это было бы круто! Но затем я замечаю капельницу, прикрепленную к моей руке, слышу устойчивый «бип-бип» своего сердца на кардиомониторе, и вся надежда тут же улетучивается. Неа. Это альтернатива задницы Сатаны – больница.
Я немного приподнимаюсь с подушек, моя голова пытается вывернуться наизнанку и сбежать от моей шеи. Головная боль раскалывает меня до самого центра тела, а затем сшивает обратно с раскаленной болью.
– Мохнатые обезьяньи яйца! – шиплю я. – Собачье дерьмо на палочке! Рвотные леденцы!
Голова пульсирует. Рен, его зеленые глаза, он, улыбаясь, подходит к моей кровати.
– Я знал, что ты очнулась. Кто еще извергает такие оригинальные и очаровательные ругательства?
Я ощупываю свою голову. Вокруг нее обмотана массивная, похожая на тюрбан, перевязка. На маленьком столе рядом со мной стоят цветы, а из угла радостно смотрит шарик с улыбающимся лицом, серьезно? Шарик в виде смайлика? Он медленно вращается, специально пытается попасть в мое поле зрения. Со всех ракурсов.
– Где я? Если не в аду?
– В больнице Святого Джермейна, – представляет Рен, выдвигая стул и садясь на него. – Ты была без сознания неделю или около того.
– Мама! – я сажусь. – Мама…
– Она в порядке, – Рен, успокаивая, кладет свою руку на мою. – Она пошла сегодня на работу, но сказала, что вернется вечером. Мы все дежурили у тебя по очереди. Я, Кайла, Эйвери…
– Эйвери? Как рыжеволосая Эйвери? Эйвери, которая меня ненавидит? Эйвери, которой мы угрожали?
– Это очень странно, я знаю. Но она принесла цветы, – он показывает на букет белых камелий на столе.
– А что насчет Лео? Это парень, который ворвался…
– Полиция сказала, что он вырубил тебя и пошел наверх. А потом…
Лицо Рена искажается от дискомфорта.
– Потом что, Рен? Что произошло?
Рен медленно поднимает глаза, чтобы встретиться с моими.
– Джек. Он сказал, что пришел поговорить с тобой и нашел тебя на полу без сознания.
– Кто?
– Что Кто?
– Кто такой Джек?
Рен улыбается.