Прекрасные и проклятые

Мюриэл. Человек, который происходит из хорошей семьи, получает образование в Йеле, Гарварде или Принстоне, имеет деньги, хорошо танцует, ну и все такое.

Мори. Наконец-то прекрасное определение! Кардинал Ньюмен не придумал бы лучше.

Пэрэмор. Я думаю, нам следует рассмотреть этот вопрос более широко. По-моему, Авраам Линкольн сказал, что джентльмен это тот, кто никому не причиняет боли?

Мори. Это относилось, я полагаю, к генералу Людендорфу.

Пэрэмор. Вы, конечно, шутите.

Мори. Лучше выпей еще.

Пэрэмор. Мне не следовало бы. (Понижая голос, так чтобы слышал один Мори.) А что, если бы я вам сказал, что пью всего третий раз в жизни?

(Дик заводит граммофон, который побуждает Мюриэл подняться и раскачиваться из стороны в сторону, прижав к бокам согнутые в локтях руки и выставив то, что ниже локтя, перпендикулярно телу, словно рыбьи плавники.)

Мюриэл. О, давайте уберем эти ковры и будем танцевать!

(Это предложение принимается Энтони и Глорией с внутренними стонами и кислыми улыбками молчаливой покорности.)

Мюриэл. Давайте же, вы, лентяи. Поднимайтесь и отодвиньте мебель.

Дик. Подождите, я хоть допью.

Мори (сосредоточившись на своей цели напоить Пэрэмора). Вот что я вам скажу. Пусть каждый наполнит свой стакан, выпьет его — а потом уж будем танцевать.

(Волна протестов, которая разбивается о каменную непреклонность Мори.)

Мюриэл. Теперь у меня голова просто идет кругом.

Рэйчел (вполголоса Энтони). Ну что, говорила тебе Глория держаться от меня подальше?

Энтони (смущенный). Да нет, ничего такого. Да и с чего ей говорить?

(Рэйчел загадочно улыбается ему. Прошедшие два года наделили ее тяжеловесной, ухоженной красотой.)

Мори (поднимая свой стакан). Давайте выпьем за поражение демократии и падение христианства.

Мюриэл. Ну ничего себе!

(Она бросает насмешливо-осуждающий взгляд на Мори, потом выпивает.

Все выпивают с неодинаковой степенью легкости.)

Мюриэл. Очистить пол!

(Понимая, что этого все равно не миновать, Энтони и Глория включаются в громкую передвижку столов, громожденье в кучи стульев, скатывание ковров и разбивание лампочек. Когда вся мебель свалена в уродливые груды вдоль стен, образуется свободное пространство размером примерно восемь на восемь футов.)

Мюриэл. Ну, где же музыка?

Мори. Сейчас Тана изобразит нам серенаду в стиле глаз-ухо-горло-нос.

(Среди некоторого замешательства, обусловленного тем фактом, что Тана уже лег спать, совершается подготовка к представлению. Наконец, одетый в пижаму японец, с флейтой в руке, замотанный шерстяным шарфом, помещается в кресло, поставленное на один из столов, где и разыгрывает свой нелепо-гротескный спектакль. Пэрэмор заметно пьян и настолько захвачен идеей постановки, что усиливает эффект, карикатурно изображая движения пьяного человека, даже отваживаясь время от времени икать.)

Пэрэмор (обращаясь к Глории). Не хотите ли потанцевать со мной?

Глория. Нет, сэр! Я хочу устроить лебединый танец. Умеете?

Пэрэмор. С-само собой. Т-танцую все.

Глория. Прекрасно. Вы начинаете с того конца комнаты, а я с этого.

Мюриэл. Поехали!