Прекрасные порочные ангелы

Они называли меня ангелом. Они берегли меня. Затем втаптывали в грязь…

Я подхожу к трюмо в своей комнате и смотрю на свои фотографии в рамках, стоящих на нем. На выставке архитектуры в Сан-Хосе, на лошади с клюшкой на английских лугах. Фото, где я замираю в очередном пируэте на танцевальном конкурсе в Сан-Диего. Фото, где я сижу за фортепиано, натянуто улыбаясь в объектив, потому что в тот день, отец сказал, что они с мамой не смогут послушать мою игру, так как у мамы разболелась голова.

Неужели это все я? Эта девочка на фотографиях, кто она?

С размаху я сбиваю все фото с трюмо, стекло в рамках разбивается, и я топчу его голыми ногами, рискуя загнать осколок себе в ступню.

Кто я?

Девочка, которая трахалась с мужчиной, который возможно убил ее брата.

* * *

Ранее этим же вечером

Сегодняшний ужин еще тише, чем вчерашний. Вчера был день Благодарения, и к нам приезжал мамин дядя из Сан-Диего, так что разговор был в основном о делах и меня почти не спрашивали.

Сегодня за столом мы втроем: папа, мама и я. Папа несколько раз повышал на меня голос из-за моих пропусков и плохих оценок. Я молчу и не отрицаю.

Я действительно забросила учебу и полностью отдалась ощущениям, тем, в которых только Иэн. Он тоже начал пропускать, мы слишком много времени проводим в клубе или на очередных тусовках.

В Кроуне ходят сплетни, как я дерьмово влияю на квотербека «Орлов», и что последнюю игру они продули по моей вине. Вэл пытался поговорить со мной, но я отмахивалась, ссылаясь на то, что это ничего не значит.

Но в душе я понимаю, что так не может продолжаться. Мы не можем забросить все и проводить время так, как нам хочется. Если я не хочу учиться, это не значит, что я должна тянуть за собой Иэна. Он спортсмен, звезда Кроуна, он умный и это его последний год в колледже. Я прихожу к выводу, что могу сделать его незабываемым, но не путем отчисления. Отныне мы будем планировать, а не срываться с бухты-барахты прямо с лекций в бар или спальню.

— Что ты можешь сказать в свое оправдание? — голос отца вырывает меня из моих грез.

— Мне нечего сказать. — Я так устала быть лучшей, так устала бояться собственного отца.

— Я заберу тебя оттуда, — морщась, говорит он. — Твоя мать была права — было плохой идеей отправить тебя в Лос-Анджелес. Ты распустилась еще хуже.

Мама молчит. Я до боли сжимаю вилку в руке. Спокойно. Ничего нового ты не услышала.

— Мне… — я слегка запинаюсь, — хотелось бы остаться в Кроуне. У них хорошая музыкальная программа.

Отец усмехается. Густые седые брови «плавают» на его лбу, когда он смеется.

— Музыка? С какой стати?

— Я всегда играла, — робко отвечаю я. — Ведь так, мама? — Я смотрю на нее, но она активно гоняет горох по тарелке. — Я знаю наизусть все произведения Рональда. Хочу быть, как он.

Отец с шумом ставит бокал на стол.

— Ты его даже не знала, — выплевывает он.

— Гейб, прошу тебя, не надо, — умоляюще просит мама.

Я чувствую, как в горле образуется комок от его жестоких слов.

— Это не моя вина.

Лицо отца ожесточается. Мама резко встает и уходит, и я слышу ее всхлипы.

Мне хочется закричать или вовсе исчезнуть. Зря я приехала, это было плохой идеей.

— Если ты не возьмешься за ум, я тебя заберу и отправлю дальше. Ты должна учиться, Линдси.

А ты должен простить меня, — кричит голос в моей голове голос. — Ты же любил меня.

— Я буду, — говорю я и встаю из-за стола.

У меня нет сил выносить это. Я не хочу спорить. Знаю, что обещала Иэну, что расскажу отцу о Николасе, но… не могу. Лучше преследования Николаса, чем холодность отца.

Я извиняюсь и выхожу из столовой. Ноги несут меня на второй этаж и останавливают у высокой двери маминой спальни. Дверь немного открыта, и я слышу ее плач.

— Мама. — Я осторожно открываю дверь и делаю нерешительный шаг.

Здесь приглушенный свет, мама сидит на большой кровати, украшенной лиловым балдахином, и вытирает слезы.

— Мамочка. — Я оказываюсь на коленях у ее ног и вглядываюсь в ее уставшее и морщинистое лицо. — Я тоже люблю Рональда, хотя и не знала его.

— Знаю. — Ее плечи вздрагивают от всхлипов, и одна рука ложится на мою голову.

От этого простого жеста мое тело наполняется таким спокойствием, как же мне не хватало ее ласки.

— Мама, — осторожно говорю я. — Ты ведь не ненавидишь меня?

Мой вопрос заставил ее плакать громче. Она прижимает мою голову к своей груди.

— Конечно, нет, милая. Я люблю тебя, ангел мой.

Слезы текут по моему лицу, когда я слышу эти слова.

— Мне так жаль… так жаль, мама.

— Я знаю, знаю, — шепчет она. — Ты ни в чем не виновата.

— Тогда почему? — Я как ребенок задаю вопросы, которые никак не могла произнести вслух.

Она вытирает слезы и смотрит на меня любящим взглядом.

— Я не хочу, чтобы ты знала.

— Но я должна.

Она согласно кивает.

— Только пообещай мне, что не расскажешь отцу.

Я послушно киваю.

— Твоего брата убили, Линдси, — судорожно произносит она. Меня словно ударяет молнией.

Что?

Страх явно читается на моем лице, мама проводит ладонью по моей щеке и продолжает:

— Ничего не смогли доказать. Но твой отец подозревал Эллиота старшего.