Прекрасный белый снег (СИ)

По странному стечению обстоятельств довольно скромный офис Конверсбанка располагался совсем недалеко, в Новой Деревне — соседнем с Венькиной Старухой микрорайоне, в обычной, белого кирпича пятиэтажке — в такой же точно прошло и детство Веньки. Идти на остановку, ждать полчаса маршрутку или трамвай смысла не имело, пешком вся дорога занимала не больше двадцати минут. Погода в тот день стояла почти летняя, с утра, что не совсем обычно для середины сентября было сухо но не жарко: наступало короткое питерское бабье лето. И как всегда в подобных случаях до банка он решил пройтись пешком: ему хотелось продышаться немного осенним воздухом и выкурить по дороге пару сигарет. Венька любил ходить этими маленькими дворами, среди приземистых, салатно-зелёных и таких же, грязновато-жёлтых и пыльно-розовых немецких двухэтажек. Когда-то, в Венькиной, теперь уже, казалось такой далёкой юности, здесь жили его друзья, разьехавшиеся ныне кто куда: одни по новым городским квартирам, другие по чужим для них когда-то городам и странам, а кто-то и по кладбищам. Со Светкой они любили посидеть под этими берёзами и липами, на старых, с литыми подлокотниками скамейках, могли, случалось, выпить пива, может быть вина, да просто тихо погрустить обнявшись. Когда-то для них обоих это было нормой — сидеть вот так, прижавшись друг к другу на скамейке, пить из пакета дешёвое красное вино и вместе мечтать о чем-нибудь хорошем.

И странные мысли вдруг посетили нашего героя. "Как это странно, — думал Венька, — друзья разъехались давно, посиделки с любимой тоже где-то в прошлом, а домики стоят, растут понемножку мансардами и надстройками куда-то вверх... Скамейки тоже все на месте, и новые влюблённые обнимаются здесь вечерами, и пьют своё уже, горькое вино под этими берёзами, липами и тополями. А мы всё бредём куда-то вдаль, уходим дальше, дальше, и не вернуть тех счастливых дней, назад не воротить. И то, казалось бы, навсегда оставшееся с нами прошлое уходит тоже, словно тает в голубой туманной дымке лет, и даже воспоминания о нём, и те уходят. А мы же остаёмся в одиночестве, один на один со своими проблемами и бедами, с той только разницей, что нет уже рядом нежной мамы, сильного отца, старых друзей или любимых женщин, тех на кого всегда можно положиться в трудную минуту. Но мы всё должны идти вперёд, изо всех сил крутить педали, любая остановка равносильна смерти: стоит тебе остановиться и ты тут же упадёшь. И только дворы эти, эти домишки со скамейками как стояли так и стоят, и долго ещё стоять здесь будут, им-то педали крутить совсем не обязательно..."

С такими вот, странными для прекрасного этого, сентябрьского солнечного дня, грустнымм немного мыслями дошёл он до нужного ему двора, и начался очередной, полный тяжёлых и неожиданных событий день.

В банке, как и всегда бывало с Конверсом всё прошло удачно, ничего другого он и не ожидал, в подобных сделках, Венька знал это давно, сбои почти исключены. Он получил свою честно заработанную сотку баксов, немного позже смотался на метро на Невский, взял под заказ немецкой марки, что принесло ещё полтинник, и в общем, на этот день почувствовал себя почти счастливым. А ближе к вечеру вдруг позвонила Светка, чего за ней давно не наблюдалось. Она, показалось Веньке, была расстроена, всхлипывала тихонько в нос, просила приехать куда-то в Купчино, в милицию отчего-то, помочь довезти какие-то сумки, картину, и что-то там ещё.

Подробностей Светка рассказывать не стала, а Венька и не спрашивал: видел, насколько ей это тяжело. Сказала только, что умер её близкий друг, Марат, её же пригласили открыть квартиру и для опознания. Она собрала какую-то, оставшуюся ещё там свою одежду, когда-то привезённые с гастролей дорогие ей вещицы: небольшую, слоновой кости лодку с восемью гребцами, маску африканского шамана-колдуна, довольно большое полотно — картину неизвестного художника, и главное, забрала кошку, Люсю, больную белоснежную ангору с измученными жаждой, болью и голодом глазами.

Увидев Веньку Люська жалобно мяукнула из сумки, цепляясь когтями передних лап собралась было выбраться наружу, но не смогла, и опустилась обратно словно усталая старушка.

Маршруткой они добрались до метро и сели в поезд. Вагон, как и положено в час пик, был переполнен, и дальше дверей протиснуться им не удалось. Светка, спиной опершись на полукруглые перила, сумки поставила у ног, стояла молча и вытирая время от времени глаза платком тихонько плакала. Он же, с картиной и сумкой с Люськой на плече переминался с ноги на ногу напротив. Двери открывались, закрывались, снова открывались, входили и выходили люди, негромко матерясь цеплялись за сумку и картину, обычная в общем для этого часа сутолока в питерском метро.