Прекрасный белый снег (СИ)

Прошла неделя, и две, и три, закончился пустой январь, холодными ветрами и вьюгами почти ушёл за снежный горизонт февраль, всё также он ездил на свою биржу, даже как-будто расслабился немного, и только сердце беспокоило, потягивало противно по утрам...

Однажды вечером, после работы, Венька успел уже прогуляться с Машкой и поухаживать за Люськой, он вышел в вечерний двор, в ближайшем магазине взял несколько банок пива, в соседнем дворике присел у подъезда на скамейку. Первую опрожнил в три больших глотка, закурил, открыл вторую. Из февральской небесной темноты неспешно сыпался мягкий, тёплый уже снежок, работы у него завтра не намечалось, наступало двадцать третье — День защитника Отечества, и он вполне мог себе позволить небольшую лишку. Под темным зимним небом неспешно потягивал он своё пивко, и отчего-то ему вспомнился тот летний день, из прошлой жизни, когда они со Светкой плавали по маленькому озеру на лодке, купались в тихой голубой воде, и как его любовь нарвала лилий, и как сплела венки обоим, будто в шутку, славянские свадебные венки. И на душе у Веньки вдруг стало тихо и светло, он понял, осознал внезапно: он её любит и такую, за всё её простил, и отпустил, отныне навсегда и окончательно, и что случилось то случилось, и тёплая густая нежность как-будто мягким саваном окутала его. Так он сидел долго, глядя в небо, прихлёбывая пиво мелкими глоточками и выпуская сизый дым в морозный зимний воздух.

И тут, внезапно, чёрная большая птица мелькнула перед его глазами, тут же кольнуло что-то тревожно под соском, он охнул, судорожно вздохнул, и в ту же секунду горячее тупое шило, пройдя немного слева, между рёбрами, куда ему частенько попадали в зале, толчком воткнулость прямо в сердце. Он как-то нелепо дёрнулся, правой, свободной рукой попытался было дотянуться до этого грёбаного шила, вытащить эту тупую боль, но не успел. Жаркое красное марево накрыло пурпуром его глаза, и он повалился набок...

Тёмным субботним вечером, в конце февраля, под двадцать третье, весёлая подгулявшая компания вышла к ларёчкам, за добавкой. На скамеечке у дома, на боку, прижав ноги к животу спал какой-то парень. "О! Здрасьте вам! С наступающим! — хихикнула одна из девушек, — ну герой! Защитник отечества! Праздник ещё не наступил, а мы уже готовы!"

— Парни, слушайте, а может в скорую позвонить? Может человеку плохо? Или ментам, — подойдя к скрючившемуся от холода алкашу сказал один из её спутников. — Замёрзнет ведь. Эй, братан, — потрепал он спящего по плечу, — проснись, замёрзнешь.

Братан не отвечал, ему похоже, было не до них.

— Ладно, пошли! Вызовешь ментов, так они его ещё и разденут заодно. Да и скорая, в ту же ментовку повезет — сказал другой. — Пошли уже. А то, как бы наш ларёчек не закрылся... Проспится с полчаса, глядишь и протрезвеет... Не холодно вроде, не замёрзнет!

И они пошли к своим ларькам...

А Венька лежал, остывая понемножку, и давно уже не слышал ничего. Он уже летел, мчался прямо в небо, в звенящую оглушительным июльским солнцем золотую синеву, в зелёные луга где ждёт она, любимая до слёз, с упругим, полным радостных вестей золотистым тёплым лоном, любимым белым хвостиком и пшеничными бровями прекрасная его молодая кобылица.

С тёмного февральского неба, торжественный в своём великом равнодушии, всё больше укрывая его широко закрытые глаза, танцуя и кружась в чудесном вальсе, огромными хлопьями летел на город прекрасный белый снег.

"...Тогда же он молился ещё полный век, и земля расступилась и обнажились корни священной сосны. Раскрылись корни так же, как это делает женщина, желая понести, и был там серебряный лук. Трижды тянул он лук, пока не придал ему форму любящего сердца. И тогда пустил стрелу в духа реки и стало тихо. По истечению же этих семидесяти четырёх лет приснилась ему дева с соколом на плече. Тогда явились семь старцев седовласых и означали они семь степеней удушья. Сели они в круг и, сказавши: «Радуйся, огонь духа!», съели того сокола и томились от боли. И сказали они Харитону: «Ты можешь победить реку, но ты не можешь вернуть жизнь»."

Эпос Шии.