Мобилизация с одновременным движением вперед, к пунктам назначения — тактика колонистов, ополчившихся на миллионы черных, — напоминала пожарную тревогу. Люди хватали винтовки и патронташи, прыгали в седло и застегивали походные мешки уже по дороге на станцию. На каждой остановке, по мере того как длинные смешанные составы, трясясь, продвигались к столице, Том наблюдал паническое бегство вооруженных людей и напуганных штатских. В Конистоне царили суматоха и беспорядок, Майор Гаспар приказал превратить поселок в укрепленный лагерь, и утром, на рассвете резервисты взялись за дело, подгоняя и своих слуг-зулусов. Строился крепостной вал, главными опорными пунктами которого были зал фермерского собрания и англиканская церковь. Две стороны кладбищенской стены укреплялись при помощи мешков с песком, а позади них было воздвигнуто заграждение из колючей проволоки. Семьи, которые провели ночь в зале и церкви, сидели, разбившись на группы; вид у них был заспанный и подавленный. Когда в сопровождении сержанта Дональдсона и Малкэя появился Том, его приветствовали радостными криками. Дальше по линии железной дороги повторялась та же картина, но первый испуг уже прошел, и теперь люди пытались выяснить, где вспыхнуло восстание.
В Питермарицбурге вся привокзальная площадь кишела солдатами и обезумевшими от страха штатскими. Был полдень, и жара достигала температуры свыше ста градусов[19]. Составы, которые везли Уиненский полк легкой кавалерии, карабинеров, черных стрелков с востока и из центральных районов, были переведены на запасный путь, чтобы пропустить с севера два состава с солдатами шотландских полков, отозванных из имперского гарнизона Трансвааля. Толпа ждала их. Год назад, когда из Питермарицбурга был отозван последний имперский полк, горожане испытывали гордость и некоторое смущение. Теперь шотландцы вернулись, и возгласы «Независимость!» были забыты. Теперь кричали: «Боже, спаси отчизну!», «Троекратное ура в честь солдат королевы!» Том стоял на балюстраде вокзала, глядя на площадь перед домом губернатора. Шотландские стрелки, пунцовые от жары, толкались и теснились среди обезумевших от радости жителей города. Им была дана команда «вольно». Когда они двинулись вперед под ревущие звуки труб, у них под касками были мокрые платки, а мундиры висели на остриях штыков. Женщины бросали цветы, которые тотчас же увядали, а потом, сухие и пыльные, валялись на выжженных зноем мостовых.
Поезда весь день двигались к сборным пунктам. На подготовку было дано тридцать шесть часов, и уже на следующее утро солдатам было предписано выступить в поход. Том узнал, что произошло. Никакого мятежа, никакого восстания не было. Десятка два недовольных христиан отказались платить налог и ушли в Энонский лес. Полиция арестовала их руководителя по имени Мьонго. Друзья поспешили ему на выручку, и в схватке двое полицейских были зарезаны. Факты этим исчерпывались. В ту ночь Том увидел, что люди устали и были разочарованы. Им хотелось иметь дело с чем-то более значительным.
Том ехал впереди своего взвода в длинной колонне. Эскадрон за эскадроном двигались запыленные конники, поднимая столбы пыли на тихих проселках и возвещая тем самым о своем прибытии. За ними следовали фермеры, ранее укрывавшиеся в укреплениях. Конники рассредоточились и ехали вольным строем. Их гелиографы, мигая под яркими лучами солнца, рассылали запросы. Поступали ответы от встречных колонн. Нигде не было видно ни одного импи, ни единого мятежника. Несколько испуганных зулусских семей при виде приближающихся солдат убежали в лес. Их хижины сожгли, и пулеметная очередь срезала побеги на маисовом поле. Затем люди расположились на привал на холме, откуда просматривался темный Энонский лес.