Прекрасный дом

— Маргарет, все эти слова напрасны. Я не знаю, как и чем тут можно помочь, Быть может, зулусы правы и в глубине души знают, что ничего нельзя добиться без кровопролития. Но чью кровь нужно будет пролить? Вот о чем следует подумать. Когда пропадает вера, мы остаемся перед лицом нечеловеческой, ужасающей пустоты. Если кто-нибудь попытается помочь им, они ему не верят. Они с подозрением относятся к мерам по борьбе с чумой, с желтой лихорадкой, с саранчой и совершенно убеждены, что правительство само навлекает на них все бедствия. Почему? Потому что мы заранее знаем об их приближении. Нужны огромное терпение и добрая воля, чтобы рассеять это недоверие, и лишь немногие пытаются их проявить, На деле получается не завоевание доверия, а нечто прямо противоположное. Я могу сказать тебе, ибо тебе я спокойно доверил бы все, вплоть до своей жизни, что наши главные командиры, Эльтоны, Мак-Кензи и другие, только науськивают правительство на зулусов. Им до смерти хочется ездить по стране с карательными отрядами, как прежде. У каждого из них тоже есть фермы и рабочие, и они тоже напуганы. Эльтон так дрожит за свою шкуру, что заставляет повара отведывать пищу в своем присутствии.

Гаснущий свет дня озарил мир зеленоватым отблеском, и вся степь с облегчением вздохнула, избавившись от дневной жары, В высокой траве жалобно перекликались перепела. Том взглянул на Маргарет: она задумчиво смотрела перед собой. Нет, это не та спокойная молодая женщина, какой он всегда считал ее. Как он ошибался! Черты ее лица, ее губы и полузакрытые глаза, казалось, полностью гармонировали со светом, льющимся с неба. Зачем он пытается взвалить на нее свои заботы?

— Я слишком разговорился, — сказал он. — Не побеседовать ли нам о чем-нибудь другом?

Но она лишь удивленно взглянула на него, покачала головой, и ее ровные мелкие зубы блеснули в улыбке.

— Нет, мне нравится слушать тебя.

— Тогда вот еще что. Если я смогу убедить Коломба в моей доброжелательности… Но ты думаешь, что я не смогу…

— Разве я это сказала, Том?

— Ты напомнила мне, что я офицер милиции. Во всяком случае, только через него я смогу предупредить его народ, что их заманивают в ловушку. Возможно, десятки тысяч из нас будут уничтожены в одну ночь, если смерть этой свиньи и белых кур послужит сигналом и если именно для этого их и закалывали. С другой стороны, я чувствую, что Эльтон и компания пользуются отдельными вспышками негодования. Они считают, что пора наконец открыть свои истинные намерения. Они хотят сокрушить зародившуюся было гордость и силу черных, которые подняли голову, увидев слабые стороны белых во время этой нелепой войны. Кто-нибудь должен предупредить их и объяснить, что их просто провоцируют. Ты не считаешь, что это измена, Маргарет?

— Ты сам должен ответить на этот вопрос, дорогой.

— Правильно, и я уже ответил.

— Каково бы ни было твое решение, времени терять нельзя.

— И вот тут-то дело за тобой, Маргарет. Можешь ли ты помочь мне?

— В мелочах — да. Но главное должен сделать ты сам.

— Я боялся, что ты скажешь именно так.

— Ты веришь в это?

— Да, верю. А как же иначе?

Лошади бежали легкой рысью. На дорогу выскочил заяц и игриво помчался впереди. Почуяв его, собака начала выть и царапать когтями пол коляски, требуя, чтобы ее выпустили. Спрыгнув на дорогу, она нашла след и с яростным лаем бросилась за зайцем. Затем, потеряв след, она кинулась в степь, но все время оглядывалась, чтобы не упустить из виду коляску. Уже смеркалось, когда они достигли перевала и перед ними открылась панорама большой реки: над долиной сгущался легкий туман, смешиваясь с надвигающимися сумерками, и поэтому поселок не был виден. Неожиданно Том осадил лошадей, положил кнут и бросил вожжи. Он хотел освободить руки, освободить свой разум и успокоиться, чтобы найти слова, которые тщетно искал.

— В этой стране хватило бы места для всех нас, но некоторых это не устраивает. Если бы мы были детьми, черными, белыми и коричневыми, которые дерутся за каждый лишний дюйм в саду, это было бы отвратительно, но мы взрослые и поведение наше просто преступно. На что мне полдюжины ферм, зачем я держусь за них? Чтобы они не попали в руки Эльтонов, Хемпов и Уинтеров. Значит, я так же связан в своих действиях, как нищий зулус, который отбывает повинность на дорогах. Разница состоит лишь в том, что он, несмотря на всю свою безнадежную нищету, при всем своем жалком существовании сохраняет бодрость и силу. А мы находимся наверху, но прогнили до мозга костей. Что делать, Маргарет, что, что?

— Я не знаю, Том.

Он взял ее руку в свои, и это согрело его.

— О, ты высоконравственный человек, а исправить другого не хочешь.

— Между нами есть разница, и вот какая: ты знаешь своих землевладельцев, офицеров милиции, их общество, и в душе ты не согласен с их действиями. Я их не знаю, но, по-моему, их здесь вообще не должно быть.

— Так, — рассмеялся он, — примерно это же скажет и любой зулус. А как насчет меня? Я тоже вхожу в их число?

— В качестве будущего землевладельца, помещика двадцатого века или в качестве Тома Эрскина?