Прекрасный Грейвс

– Мы переписывались по поводу того, чтобы я приехал к тебе в Сан-Франциско.

Я прикусываю нижнюю губу.

– В тот день, когда ты начал писать мне сообщения, я ждала прибытия поезда в метро. Стояла с мамой на самом краю платформы. Я не обращала на ее слова особого внимания. Пойми, в то время, когда я только-только вернулась домой, единственное, чего я хотела, – это сидеть перед телефоном и ждать, когда же ты мне напишешь. Это было и вправду жалкое зрелище. Мама буквально силком заставила пойти с ней, чтобы я помогла ей в галерее в тот день, – я усмехаюсь. Мама так настаивала, чтобы я вышла из дома.

«Я понимаю, что ты влюбилась и что мир теперь стал таким скучным, но Джо не появится на твоем пороге в ближайшие восемь часов, поэтому просто можешь присоединиться ко мне», – слышу я голос мамы у себя в голове.

Джо затянулся еще раз. Из его рта и ноздрей валит дым, придавая ему дьявольский вид.

– Слушаю дальше.

– Как только ты начал писать мне, я уже была вся как на иголках. Кружила по платформе, ждала, когда же ты мне напишешь. Я была так увлечена тобой, что будто забыла, где нахожусь. И затем… ну… упала на рельсы.

Джо закрывает глаза. Представляя у себя в голове всю эту картину, Джо затряс головой, как бы избавляясь от нее.

– Сильно пострадала? – сглотнул он.

– Вывихнула лодыжку и ударилась головой. Приближался поезд. Мама пыталась поднять меня. Она небольшого роста, миниатюрная. Она пыталась меня спасти, но с моей больной лодыжкой и головокружением я казалась балластом. Никто не хотел вмешаться и помочь ей.

Я делаю глубокий вдох, чувствуя дрожь по всему телу. Джо наклоняется в мою сторону и наливает мне еще немного текилы. Я выпиваю ее одним махом и морщусь, продолжая свой рассказ.

– Наконец, маме удалось поднять меня обратно на платформу, но в результате она сама упала на рельсы. Через пару секунд ее не стало. Поезд подъехал к платформе. Я так пыталась спасти ее, так пыталась. Но она… – Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как слезы катятся по моим щекам, – она говорила: «Не смей!»

И поэтому я этого не сделала. Не осмеливалась жить, двигаться дальше, простить себя за то, что произошло.

Воспоминания, которые я так старалась забыть последние шесть лет, снова меня накрыли. О том, как люди смотрели на нас. О том, как сильно я испугалась. О том, как мне было стыдно. Помню ту вину. Те вопли. Тишину, которая за всем этим последовала. Полицию, которая прибыла туда. «Скорую». Страховую компанию. Казалось, что я будто в кино попала, но в то же время все происходило настолько жестко. Вспоминаю о том, как Ренн с папой оплакивали потерю. О том, как Пиппа закидывала вопросами. О том, как полицейские с максимальным спокойствием и дружелюбностью в голосах просили меня снова и снова воспроизвести последние несколько минут. О том, как я, будучи честной, глупой и испуганной, рассказала им, что танцевала на краю платформы оттого, что один мальчик, который мне так нравился, наконец написал мне.

Я знала, что они меня осуждают. Я и сама себя осуждала за все это.

– С тех пор я больше не езжу в метро, – слышу я от себя. Я не чувствую, как слова слетают с моих губ. Скорее, я слушаю их. – И никогда больше не поеду. Не могу смотреть на поезда без… без…

Без того, чтобы не начать вспоминать об этом. Чувствовать тот запах. Прокручивать эту сцену снова и снова.

– Эвер, – мягко произносит Джо. – Ты не виновата. Это могло случиться с кем угодно.

– Вот оно и случилось со мной, – я печально улыбаюсь. Едва могу его разглядеть сквозь водопад слез. Вообще-то такое случилось со мной дважды. Дом оказался уже вторым человеком, за смерть которого отвечаю я. – Помню, как полицейские беседовали со мной, как папа и Ренн судорожно пытались понять, что произошло, а ты продолжал посылать мне сообщение за сообщением. Экран так и продолжал подсвечиваться зеленым, пока один из полицейских не попросил меня отложить его в сторону. Я все еще держала телефон в руке. Даже когда упала на рельсы и ударилась головой, я не отпускала его.

На глаза Джо тоже навернулись слезы. Я не помню, чтобы Джо когда-либо плакал. Он так не плакал, даже когда Дом скончался. Но сейчас он плачет, и когда я тянусь к нему, чтобы взять его за руку, он сжимает мои пальцы так, будто я изо льда. Сжимает ее очень осторожно. Будто я вот-вот растаю.

– Значит, ты винишь себя в смерти матери, а меня – в том, что именно по моей вине ты оказалась на рельсах. – Джо свободной рукой тушит сигарету в пепельнице.

Я провожу большим пальцем по его костяшкам.