Возможно, у него начинаются галлюцинации, но он чувствует полную уверенность, что к нему что-то приближается. Он не знает ни направление, ни размер едущего транспорта, но в ту секунду осознаёт, что часть него (в тот момент - подавляющую часть) уже не заботит, что его могут найти.
В следующий раз, когда ему удаётся поднять голову, он видит перед собой радиаторную решётку «Доджа», слышит звук открываемой двери и рассматривает потёртые ковбойские сапоги, ступающие на асфальт.
-35-
Они проезжают мимо елей, и свет и темнота меняются местами так часто, что Рону кажется, будто его преследуют постоянные, приводящие в замешательство вспышки.
Рон поднимает прижатую к стеклу голову и смотрит через салон на седого водителя. Длинные, серые волосы; белая, как выскобленный череп, борода; солнцезащитные очки; а под волосами - измождённое лицо, настолько худое, что коже просто обтягивала кости.
Он бросает взгляд на Рона и снова отворачивается к дороге.
- Куда мы едем? - шепчет Рон.
- Чего?
- Куда мы едем?
- Сынок, ты чего лежал посреди дороги?
Рон чувствует себя очень странно: усталость такая, какую он не ощущал за все три марафона, которые бежал лет в двадцать, вместе взятые.
Он хочет ответить мужчине, но жутко кружится голова. Он боится, что может сказать что-то не то. Хотя, что тут можно сказать не то?! Поэтому он просто повторяет вопрос:
- Куда мы едем?
- Пошлой ночью был в Лон Коне?
Рон выпрямляется и пытается застегнуть ремень безопасности.
- Да. С женой.
- И где она?
Рон моргает сквозь слёзы, которые тотчас полились из глаз.
- Ты ничего не говоришь, - произносит старик, - но и твоего молчания достаточно.
И дальше они едут в тишине.
Следующий знак: «Аспен 16 км».
- Я жил в Лон Коне, - говорит старик. - Красивое место. Переехал лет пятнадцать назад. Не смог вынести очередного дня зимнего солнцестояния. Я не говорю, правильно это или нет, и должен ли оставаться вообще такой городок, но для меня... Я больше так не мог. Каждый год. И отказаться от этого можно только всем жителям вместе. Возможно, так однажды и случится. Господи, я скучаю по этому городку.
-36-
Грузовик останавливается перед входом в приёмное отделение больницы Аспена, и старик заезжает на парковку.
- Я не могу с тобой туда пойти, - говорит он.
Рон протягивает руку, отщёлкивает ремень безопасности и берётся за ручку.
- Подожди минутку, сынок, - Рон сморит, как старик снимает тёмные очки и сморит на Рона: один его глаз желтушный, с густой сетью красных сосудов, а второй - идеально белый и чуть больше первого. Стеклянный. - Не часто кому-то удаётся оттуда улизнуть.
- Я бросил её.
- Ты ничего не мог поделать, поэтому постарайся забыть об этом. Но вот что я хочу тебе сказать: двадцать лет назад оттуда сбежала женщина. Она отправилась в полицию Аспена, рассказала им всё, что с ними произошло, как жители пытали и убили её мужа. И знаешь, что случилось?
Старик ткнул длинным, грязным пальцем в плечо Рона.
- Она умерла в тюрьме четыре года назад. Её обвинили в накачивании наркотиками мужа и поджигании его в собственной машине во время отпуска в мирном городке Лон Кон. Ты не можешь пойти против целого города, сынок. Слышишь, что я говорю? Они уже ждут, что ты явишься к ним с правоохранительными органами и станешь выдвигать безумные обвинения. Не делай этого. Не возвращайся туда. Ты зайдёшь в эту больницу и скажешь, что вы с женой потерялись в горах, и только тебе удалось выбраться.
- Я так не могу.
- У тебя нет другого выбора.
Рон открывает дверь и вылазит из огромного грузовика.
Когда он поворачивается, чтобы закрыть дверь, старик перегибается через сиденье и сам её захлопывает.
Шипованные шины грузовика пронзительно взвизгивают, и он с рёвом уезжает со стоянки больницы.
-37-
Рон снова стоит на углу Мэйн-стрит и Третьей улицы.
Он сжимает руку жены и говорит:
- Я зайду сюда на минутку.
- А я пока схожу в ту кофейню. Зайдёшь потом за мной?
Как хорошо скрыться от августовской жары в прохладном театре! Если верить дощечке рядом с входными дверями, этому зданию уже сто пятьдесят два года.
Рон проходит вестибюль, минует арку и на ватных ногах поднимается два пролёта по лестнице.
Он сомневается, что занял то же самое место, что и той жуткой ночью, но вид с балкона открывается точно такой же, как и в кошмарах, что до сих пор терзают его по ночам.
Внизу из-под балкона появляется уборщик и толкает перед собой ведро со шваброй по центральному проходу.
-38-
- Простите, сэр?
Уборщик поднимает глаза от ведра.
- Вам нельзя здесь находиться, - говорит он.
- Двери были не заперты.
Когда Рон подходит к сцене, взгляд уборщика падает на то, что осталось от левой руки Рона - всё, кроме большого пальца, пришлось удалить из-за обморожения.
Рон отмечает, что уборщик - низенький и жилистый мужчина лет семидесяти.
- Сколько вы уже тут живёте, сэр? - спрашивает он.
- В следующем месяце будет сорок пять лет.
- Да ну!
- Слушайте, мне нужно закончить работу.
- Я могу попросить вас об одной маленькой услуге?
- Какой?
У Рона бешено колотится сердце под гавайской рубашкой, а во рту пересохло.
- Я хочу увидеть золотого медведя.