Прекрасный мерзавец

— Наши отношения были тёплыми, но после этого испортились. Отец сказал, что он видел мою увлечённость той девушкой. Он сказал, что Бет, так звали её, шлюха, каких поискать. Хотел вышвырнуть её почти сразу же, как только узнал, что я запал на неё. Но оставил, чтобы показать: она просто меркантильная и алчная девка, каких много. Мы почти перестали общаться. Бет уволили. Но это не помешало мне назначать встречи ей тайком. Сейчас я понимаю, что отец был прав. Бет тянула из меня деньги для себя и своей семьи. Много денег. Она сводила меня с ума — давала потрогать себя, влажную, позволяла лишь немного привсунуть член, потом вскакивала и убегала. Полноценный секс у нас случился лишь однажды. И по вкусу это было всё равно, что трахнуть мечту и понять, что она пустышка. Но я продолжал держаться за неё, словно одержимый. Когда увлечён чем-то или кем-то так же сильно, сложно расставаться с иллюзиями. Она пользовалась мной… Да, я был готов на всё, чтобы удержать её. Тайком приводил её домой. Она говорила, что ей нравится запретное. А я верил этой длинной лапше на своих ушах. Обычно это было очень быстро — она дрочила мне рукой или брала в рот, мы пили, и я отрубался очень быстро, потом выпроваживал её… Бет пользовалась мной — опаивала и воровала драгоценности. Доказательств было мало, ведь я знал, как отключить камеры. Пока я дрых без задних ног, она подворовывала, а иногда заменяла драгоценности подделками, чтобы не сразу хватились. Разумеется, это не могло длиться долго. Отец узнал об этом и хотел засудить её. Но засудил не за воровство, а за растление малолетних.

— Не поняла…

— Мне было семнадцать. Исполнилось восемнадцать, когда должен был начаться процесс, — морщится Мэт. — Процесс должен был быть закрытым. Отец хотел, чтобы я давал показания против неё.

— Ты это сделал?

— Нет. Я отказался. Отец хотел найти других пострадавших. Он говорил, что таких было немало. Бет была горячей и аппетитной штучкой. Отец пытался донести до меня, что такой номер она проворачивает не впервые, просто не все семьи выносят это на обозрение. Большинство просто увольняет неугодную прислугу и закрывает перед её носом двери дома. Никто не хотел пачкаться. Никто, кроме моего отца. Но без показаний свидетелей всё развалилось бы! Для Бет всё кончилось быстрее, чем состоялось первое слушание по делу. Отец позаботился о том, чтобы в камере предварительного заключения ей создали невыносимые условия. Она покончила с собой.

— Ты возненавидел отца из-за этого?

— Да. Я ведь был повёрнут на этой дряни и посчитал отца убийцей. Даже не стал смотреть доказательства, которые он хотел показать мне. Я окончил юридический, но не пошёл по стопам отца. Плюнул на его предложение работать в крутом офисе. Подался в бюро, чтобы насолить ему пику папаше и выбрал местом службы работу полевого агента под прикрытием… У меня неплохо получалось изображать ублюдка, потому что к тому времени я стал им. Долгие годы я жил только ненавистью к отцу. На момент встречи с тобой я уже плотно сидел на наркотиках. Иногда, когда изображаешь наркомана, становишься им по-настоящему… — рассказывает Мэтью, объясняя, как он подсел на наркотики. Это было вынуждено. — Потом я пристрелил одного ублюдка. При задержании преступник проболтался, что обязательно наймёт самого крутого адвоката, моего отца, и уйдёт от наказания. У меня были проблемы с самоконтролем и ломка. Я пристрелил преступника… — Мэт делает паузу. — Это было дрянное время. Я был зол на всех кругом — ведь меня уже вот-вот должны были уволить из бюро. В тот момент встретил тебя… Прости. Встреча для тебя была не из приятных, да?

— Ты же не знал, — глажу его щеке. — Ты ничего обо мне не знал. Ты просто увидел шлюху и обошёлся с ней, как с другими.

— Но я мог узнать. И понимал, что для тебя это впервые, но не хотел быть другим, — качает головой Мэтью. — Потом моя карьера в бюро окончилась. После того, как я с треском вылетел даже из бюро, отец посетил меня и обозвал никчёмным куском дерьма. Мы наговорили друг другу много плохого. Я сломал ему руку и выбил челюсть. Это была наша последняя встреча. Через три месяца отец умер. От обширного инфаркта и кровоизлияния в мозг. Он умер, а мы так и не помирились. Потом оказалось, что он оставил всё мне. Я не стал идти по его стопам. На протяжении пяти лет я не притрагивался к его деньгам. Прожигал оставшиеся барыши и состояние матери… Я притронулся к его деньгам и состоянию только сейчас, когда понадобилось пробить дорожку к тебе, Эбигейл Вуд.

— Это всё не так ужасно, как тебе кажется, Мэтью. Говорю это от чистого сердца…