Рыбацкие лодки исчезли, а вода стала гладкой, как стекло, отражая далекий лунный свет. Внезапно воцарилась ощутимая тишина. Никаких звуков, кроме моего дыхания.
И дыхания Рафаэля, так близко позади меня.
— Это было интересно, — его голос нарушает спокойствие.
— Подслушивать личные разговоры — это невежливо.
— Подслушивание подразумевает прослушивание без ведома собеседника. Уверен, что крики твоего отца слышали даже в Катании.
— Семантика, — бурчу я.
— Что он имел в виду, когда сказал, что Братва ищет тебя уже в четвертый раз?
— У меня есть опыт периодических побегов из дома на несколько дней. В последний раз мне было семнадцать.
— Ты пыталась привлечь к себе внимание?
— Я не пыталась привлечь внимание. — Я вздыхаю. — Мой отец — чрезмерно опекающий, контролирующий и абсолютно параноидальный человек, который любит своих детей больше всего на свете. Но его способ проявления этой любви слишком сложен для восприятия. Иногда мне кажется, что я задыхаюсь. Когда была моложе, я не знала, как с этим справиться. Поэтому несколько раз сбегала и проводила пару дней с одной из подруг, чтобы немного отвлечься.
— И как, тебе стало потом легче?
— Немного. Я не могла никому довериться. Знаешь, я сама не понимаю, зачем рассказываю тебе все это.
— Потому что ты пьяна.
— Возможно. — Я подбираю камешек с земли и бросаю его в сторону моря. Он, конечно, не долетает до воды, а просто катится вниз по каменистому склону, закапываясь в траву. — Пожалуйста, не причиняй вреда моей семье.
— Выполни свою часть сделки, и им ничего не будет.
— Они ничего тебе не сделали. Почему они должны отвечать за мои поступки?
— Потому что когда ты играешь в игру с высокими ставками, vespetta, у каждого в ней своя роль и своё предназначение.
Очередной вздох вырывается у меня из груди.
— Можешь позволить мне снова им позвонить?
— Да. Если меня не будет, обратись к Гвидо.
— Я бы предпочла избегать общения с твоим братом, если честно.
Мы даже не касаемся друг друга, но сразу чувствую, как Рафаэль замирает у меня за спиной.
— Что он сделал? — его голос звучит резко.
— Ничего. Он просто дал понять, что не хочет, чтобы я была здесь. — Я медленно поднимаюсь, желая отдалиться от этого мужчины. Его близость приносит мне больше удовольствия, чем следовало бы. — У нас с ним много общего, потому что я тоже не хочу здесь находиться.
Кажется, земля уходит у меня из-под ног, и я спотыкаюсь, делая шаг вперед. Крепкая мужская рука обхватывает меня за талию, прижимая к твердой мускулистой груди.
— Отпусти, — бормочу я, в то время как все вокруг начинает кружиться.
— И смотреть, как ты падаешь? — его щека касается моего виска, когда он говорит рядом с моим ухом. — Я так не думаю.
— Я не падаю…
Я вскрикиваю, когда Рафаэль подхватывает меня на руки. С того момента, как он сел позади меня, моё сердце забилось в удвоенном ритме, но сейчас оно, кажется, вот-вот взорвется. Он полностью поглотил меня, и мой разум отключился от всего остального. Я даже не пытаюсь сопротивляться. Мы так близко, что ощущаю его дыхание на своих губах. На таком расстоянии могу разглядеть немного больше его лица — короткую щетину вдоль подбородка и выразительные брови над затенёнными глазами, но в целом его черты остаются скрытыми в ночи.
Аромат кипарисов и апельсинов щекочет мне ноздри, пока Рафаэль несёт меня вверх по неровным каменным ступеням к особняку. По обеим сторонам тропы растут оливковые деревья, создавая естественный навес и атмосферу туннеля над извивающейся дорожкой. Время от времени сквозь ветви пробивается лунный свет, отбрасывая резкие тени, которые танцуют на его лице. Между нами всего несколько дюймов, и я ощущаю каждое движение его мощного тела. Вибрации передают электрический ток по всем моим клеткам, пронзая позвоночник.
И ниже.
Мне не должно быть так хорошо, когда я прижимаюсь к нему. Но это так. Возможно, это из-за вина. Я не чувствую себя сильно пьяной, но не вижу другого объяснения, почему мне так приятно находиться в его объятиях.
— Если я извинюсь за то, что был плохим хозяином, ты примешь мой подарок?
Я приподнимаю бровь.
— Я подумаю. Но тебе нужно извиниться искренне.
Глубокий, громкий смех раздается в темноте.
— Прости за мою дерзость, — говорит он, в его голосе все еще слышится веселье. — И за то, как мои люди с тобой обошлись. Хэнка отправили обратно в Чикаго, чтобы он больше тебя не беспокоил. — В этих словах нет ни капли шутливости, как в предыдущем заявлении.
— Одного? А как же его приятель, Винни?
— Винни… уволен.
— Ты его уволил?
— Угу. Наверное, можно и так сказать. — Он наклоняется, когда мы проходим под низко висящей веткой, и его щека касается моего лба. — Завтра попрошу кого-нибудь отвезти тебя в Таормину, чтобы ты могла купить себе всю необходимую одежду. — Его одеколон щекочет мне ноздри, но не в том раздражающем смысле, который вызывает желание чихнуть. О нет. Он притягивает меня, побуждая подойти ближе и сделать еще один вздох.
— Ты не можешь пойти со мной? — шепчу я.
Рафаэль останавливается. Я чувствую, как его грудь поднимается и опускается.