Прелестные создания

Мне хотелось велеть Маргарет, чтобы та перестала вспоминать небылицы, потому что страстное воодушевление девушки, подпитываемое обрывками чужих воспоминаний о вежливых танцах и азартной игре, тревожило меня, порождая в сознании образ Мэри, стоящей у Курзала, прижимающейся лицом к холодному стеклу, чтобы увидеть танцующих. Хотя я никогда этого не видела, меня не удивило бы, узнай я, что так она и делала. Я, однако, придерживала язык, потому что знала, что Маргарет желала Мэри добра и предоставляла ей то единственное малое утешение, что могла дать ей в ту пору. Я также была признательна Маргарет за то, что она никогда не рассказывала Мэри о моей краткой встрече с полковником Бёрчем в Курзале, хотя сама я вспомнила все подробности того дня.

Начинать переписку самой было бы неприлично, Мэри надеялась и ждала получить от полковника Бёрча весточку. Они с матерью время от времени получали письма — от Уильяма Бакленда, просившего о каком-нибудь образце, от Генри де ла Беша, сообщавшего, где он находится, от других коллекционеров, с которыми они сталкивались и которые чего-то от них хотели. Молли Эннинг переписывалась даже с Чарльзом Конигом из Британского музея, который выкупил первого ихтиозавра Мэри у Уильяма Баллока и был заинтересован в приобретении других. Все эти письма продолжали поступать, но среди них никогда не было конверта со строчками размашистого, быстрого почерка полковника Бёрча. Потому что я знала его почерк.

Я не могла рассказать Мэри, что это ко мне пришла весточка от полковника Бёрча через месяц после того, как он покинул Лайм. Он, конечно, не объяснялся в этом письме в любви, хотя у меня дрожали руки, когда я его вскрывала. Вместо этого он спрашивал, не буду ли я так любезна, чтобы поискать образец дапедиума, подобный тому, что я отдала в дар Британскому музею, поскольку он надеется пополнить свою коллекцию этой редкостью. Я прочла это вслух Маргарет и Луизе.

— Какая наглость! — вскричала я. — После такого пренебрежения, выказанного моей работе, взять и попросить меня об экземпляре, который к тому же так трудно найти! — Каким бы разгневанным ни был мой голос, втайне я была также и польщена тем, что полковник Бёрч уяснил для себя ценность моих находок настолько, чтобы захотеть получить экземпляр для собственной коллекции.

Все же я попыталась было бросить это письмо в огонь. Меня остановила Маргарет.

— Не надо, — попросила она, протягивая к нему руку. — Ты уверена, что там ничего нет о Мэри? Ни постскриптума, ни какого-нибудь зашифрованного сообщения для нее или о ней? — Она просмотрела письмо, но ничего такого не нашла. — По крайней мере, сохрани его для того, чтобы знать его адрес. — После этих слов Маргарет зачитала адрес вслух: такая-то улица в Челси, несомненно запоминая его на тот случай, если я сожгу это письмо позже.

— Хорошо, я сохраню его, — пообещала я. — Но отвечать на него не буду. Он не заслуживает ответа. И он никогда не получит ни одной из моих рыб!

Мы не рассказали Мэри о том, что полковник Бёрч прислал мне письмо. Это бы ее огорчило. Я никак не ожидала, что такой сильный характер, как у Мэри, окажется и таким хрупким. Но временами все мы становимся уязвимыми. Она продолжала ждать вестей от полковника Бёрча, говорить о нем и просить Маргарет описывать, как он держался в Курзале, и Маргарет ей уступала, хотя ложь причиняла ей боль. И мало-помалу румянец покинул щеки Мэри, яркий свет в ее глазах померк, плечи опять привычно сгорбились, а челюсть отяжелела. Мне хотелось плакать, когда я видела, что она в столь юном возрасте уже готова пополнить ряды старых дев.

Как-то раз солнечным зимним днем ко мне на Сильвер-стрит был нанесен нежданный визит. Я была в саду вместе с Луизой, на протяжении холодных месяцев скучавшей по садовым работам и искавшей что-нибудь, чем ей можно было бы заняться: распределяла мульчу вокруг спящих растений, проверяла луковицы, которые посадила, сгребала листья, залетевшие в сад, подстригала розовые кусты, упорно разраставшиеся. Холод не беспокоил нас, как когда-то, а на солнце вообще было удивительно тепло. Я заканчивала акварель, изображавшую вид на Голден-Кэп, надеясь, что низкое зимнее солнце позволит придать рисунку то магическое свойство, которого ему до сих пор недоставало.

Когда я добавляла облакам желтизны, появилась Бесси.

— Кое-кто хочет вас видеть, — буркнула она.

Отступив в сторону, она позволила мне увидеть Молли Эннинг, которая за все те долгие годы, что мы там жили, никогда не предпринимала попыток подняться до Сильвер-стрит.

Пренебрежительность Бесси меня рассердила. Несмотря на мою дружбу с Эннингами, Бесси со слишком уж большой готовностью разделяла взгляды остальных жителей Лайма на эту семью, даже когда достаточно узнала Мэри, чтобы вынести о ней собственное суждение. Я наказала ее тем, что встала и обратилась к ней:

— Бесси, вынеси, пожалуйста, стул для миссис Эннинг, и для Луизы тоже, а еще чай для нас для всех. — Повернувшись, добавила: — Вы не против присесть на воздухе, Молли? На солнце сегодня довольно тепло.