Молли Эннинг пожала плечами. Она, мол, не из тех, кому доставляет удовольствие сидеть на солнышке, но не станет мешать предаваться этому другим.
Я подняла брови, глядя на Бесси, которая медлила в дверном проеме, явно обозленная мыслью, что ей придется прислуживать кому-то, кого она считает ниже себя самой.
— Давай, Бесси. Сделай, пожалуйста, как я сказала.
Бесси пошла за стулом. Когда она скрылась в доме, я услышала смешок Луизы. Капризы Бесси очень забавляли моих сестер, хотя я по-прежнему беспокоилась, что она может от нас уйти, угрозу чего часто выражали ее тяжело опущенные плечи. Спустя все это время она упорно давала понять, что наш переезд в Лайм был сущим бедствием. С точки зрения Бесси, мои отношения с Эннингами — символ всего того неприличного, что было в Лайме. Бесси носила в своей груди барометр общественного мнения, по-прежнему установленный в соответствии с лондонскими стандартами.
Мне было все равно, что она думает, хотя из-за этого мы могли потерять служанку. Не заботило это и Луизу. Маргарет, полагаю, жила здесь более условной жизнью, по-прежнему время от времени бывая в Курзале, навещая другие добропорядочные семьи в Лайме и занимаясь благотворительностью. Она повсюду носила с собой баночки с кремом, который придумала для смягчения моих потрескавшихся рук, и раздавала крем всем, кто в этом нуждался.
Я указала на свой стул.
— Присаживайтесь же, Молли. Бесси принесет еще.
Молли Эннинг помогала головой — ей было неловко сидеть, пока я стою.
— Я подожду.
Казалось, она разделяла мнение Бесси, что нам не следует принимать никого из семьи Эннингов в качестве визитеров; и скорее это, а не дорога в гору удерживало ее от появления в коттедже Морли все это время. Когда ее взгляд остановился на моей акварели, я почувствовала смущение: не из-за качества рисунка, которое, как я уже поняла, не было особо хорошим, но из-за того, что нечто, до сих пор доставлявшее мне удовольствие, теперь казалось слишком дилетантским. У Молли Эннинг день начинался рано и заканчивался поздно, состоял он из многих часов работы, надрывающей спину. Она вряд ли находила время даже для того, чтобы посмотреть на этот вид, не говоря уж о том, чтобы усесться его рисовать. Что бы она ни подумала, взгляд ее ничего не выразил, но перенесся на куст роз. Луиза выглядела рядом со своими цветами менее легкомысленно, хотя и ненамного, потому что розы мало чему служили, кроме как украшению сада, и никому, кроме пчел, не доставляли удовольствия. Луиза, возможно, почувствовала то же, что и я, потому что поспешила закончить с кустом, который подравнивала, и положила на землю садовые ножницы.
— Я помогу Бесси принести поднос, — сказала она.
Когда были принесены еще стулья, столик, чтобы поставить на него поднос, и наконец сам поднос — причем все сопровождалось фырканьем и вздохами Бесси, — я начала сожалеть, что предложила выпить чаю на воздухе. Это тоже казалось легкомысленным, и я не собиралась поднимать такую суету. Потом, когда мы уселись, солнце зашло за тучу и сразу же стало холодно. Я чувствовала себя идиоткой, но была бы еще большей идиоткой, если бы сказала, что нам надо удалиться в дом, прихватив с собой чашки с чаем. Кутаясь в шаль, я обхватывала руками чашку, чтобы согреться.
Молли сидела с безучастным видом, без каких-либо замечаний предоставляя крутиться вокруг нее суматохе из чашек, блюдец, стульев и шалей. Я продолжала разглагольствовать о необычайно ясной погоде, о письме от Уильяма Бакленда, сообщавшего, что теперь он появится у нас через несколько недель, и о том, что Маргарет не может к нам присоединиться, потому что отправилась отнести баночку с кремом одной молодой матери, у которой воспалились соски.
— Полезная вещь, этот крем, — только и обмолвилась Молли.
Когда я спросила, как они поживают, она открыла причину своего к нам прихода.
— Мэри не в порядке, — сказала она. — Все время была не в порядке, как полковник уехал. Хочу, чтобы вы помогли мне это уладить.
— Что вы имеете в виду?
— С полковником я совершила ошибку. И знала, что совершаю, а все-таки совершила.
— Что вы, я уверена, что вы не…
— Мэри работала с полковником все лето, нашла ему хорошего крока и всевозможные антики для его коллекции, но ни разу не получила от него деньги. Я тоже о них не спрашивала, потому что думала, что он оплатит ее труд в конце сезона.
Я и раньше подозревала, что никакие деньги между полковником Бёрчем и семьей Мэри из рук в руки не переходили, но подтвердилось это только теперь. Возмущенная его поведением, я скрутила концы своей шали.
— Но он ничего не дал, — продолжала Молли Эннинг. — Просто уехал со своим кроком и антиками, а все, что он дал ей, так это медальон.
Я слишком хорошо знала об этом медальоне: Мэри носила его на шее, но всякий раз вытаскивала, чтобы показать Маргарет, когда они обсуждали полковника Бёрча. Там хранилась прядь его волос.