Прелюдия. Homo innatus

Это просто температура,
Это только недомогание.
Дирижер потерял партитуру,
Но уже начал танец камланья.

Просто температура,
Это только недомогание.
Дирижер потерял партитуру,
Но уже начал танец камланья.

Флейта. Щебетание птиц. Суфийские напевы, переходящие в русские фольклорные мелодии.

Соберусь поутру в дорогу свою,
Досады осадок во мгле растворю,
Осторожно разбужу зарю,
Положу косу её в ладонь свою.

Зачерпну в ладонь искры багряных зорь,
Брошу сей огонь в ночи чёрной смоль…
Зачерпну в ладонь пламя узора зорь,
Брошу сей огонь в ночи чёрной смоль…

Африканские барабаны.

Заклинаю тебя тревогой.
Время комкают спазмы,
Скорлупу неживой ухмылки
Проклевывает проказа.

Африканские барабаны. Экзальтированные танцы.

Заперт в одиночной камере. Обречен подглядывать, осужден фотографировать, ждать ледяных инъекций. Ждать. Опять, опять. А пядь, упала пядь. Блуждающий глаз, затерявшийся в надменных лабиринтах ржавчины, затопленных гнилой кровью, в чахоточных дворцах бледного безумства; выжимающий по капле радугу слез из своего промокшего холста. Покидающий цвет. Нет, нет. Yea, baby, it’s love.

Жало вырвано

Просторное помещение (нечто среднее между комнатой и тюремной камерой). Тусклое освещение. С балки под потолком свисают белые чулки и ржавые цепи, в которых запутана старая скрипка и смятые клочки бумаги. В центре — маленький стул, самодельный столик, на нем — горящий свечной огарок и старая печатная машинка. За столом — человек в белой рубашке, круглых старинных очках с отломанной правой дужкой, в помятой шляпе. Справа от него — небольшой металлический кофр, осыпанный бумажными обрывками. Слева — широкий подиум, на стенке которого прикреплен плохо освещенный портрет (изображение неразборчиво). За подиумом — наглухо закрытая дверца, подсвеченная красным светом. С потолка сыплются обрывки бумаги. Человек заправляет в печатную машинку чистый лист и с некоторой нервозностью принимается за набор текста. Порой клавиши заедают и ему приходится руками распутывать зацепившиеся друг за друга железные молоточки. Справа на заднем плане, перед широкой кирпичной стеной — старый бочонок, на котором стоит ржавая железная рама, у ее основания вульгарная статуэтка, изображающая ангела. Декорации плохо различимы, так как постоянно мигает стробоскоп.

Треск костра. Звон колоколов. Вой ветра. Свист сирен. Звуки арфы. Крики.

Они становятся разборчивы только в тот момент, когда частые вспышки сменяются тусклым синим светом, постепенно накаляющимся. Справа от подиума загорается белое полотно, сквозь которое проступает театр теней (силуэт с рамкой в руках).