Прелюдия: Империя

А Эсса тоже многое передумала и перечувствовала. В то ужасное утро она, зайдя в шатер вместе с Ангтун, вдруг обнаружила, что они лежат друг у друга в объятьях и плачут. Она сразу же оттолкнула рабыню (но не так грубо, как сделала бы до этого дня) и велела ей принести воды для умывания. Потом, как и полагалось, она улеглась на постель, а Ангтун на рогожку у нее в ногах. Ангтун сразу же уснула, а Эсса все думала. "Так, значит, вот почему Тор почти перестал меня целовать! Каждый раз я выплескиваю ему все грязное, что есть у меня в душе, сама оказываюсь чистенькой, а он моется молитвой и этой самой… А, тогда понятно, что она есть! Во дворце принца я пользовалась канализацией. Это чистое и на вид красивое место, которое принимает в себя нечистоты и выносит их туда, где их забирают золотари на удобрение полей. Вот Ангтун и будет канализацией нашей семьи. Я, конечно же, теперь буду как следует молиться и каяться, чтобы душа у меня была почище. Тело-то, значит, я мыла несколько раз в день, а про душу забывала по целым месяцам. А появляющиеся нечистоты буду сразу же через Тора спускать в канализацию, и так быстрее и легче достигну душевной чистоты. Оказывается, как опасно стало мужу иметь дело с нечистыми людьми. Но это и лучше: он теперь не может мне изменять с дамами."

И на этой мысли Эсса спокойно и умиротворенно уснула, грея ноги о "канализацию".

Когда Эсса пришла каяться перед отцом Трором, он сказал ей нечто похожее, весьма строго и почти грозно:

— Тело свое ты каждый день моешь и умащаешь, разрисовываешь красками и одеваешь в чистые одежды. А душу ты прикрывала отрепьями неверия, умащала нечистотами зависти и коварства, разрисовывала цветами скрытого зла, и обряжала во внешне белые, но давным-давно нестиранные зловонные одежды лицемерия и фарисейства. Молись, дочь моя, и кайся. И душа твоя очистится. Ведь очистила же душу твоя рабыня, грешная и кающаяся Ангтун, очистил же душу твой муж, невинно обвиненный Тор. А у них тоже много грехов на душе было. И ты будь достойна их. — И священник сказал длинную и красивую проповедь о пользе искренней молитвы и душевного покаяния, а также о вреде молитвы как затверженного обряда и внешнего, показного покаяния.

Эсса похвалила себя за то, что она сдержалась, когда ей стали тыкать в глаза рабыней, да еще при этом постельной принадлежностью ее мужа. Потом она стала гордиться, что ей попался такой хороший и смелый священник, который не побоялся ей, знатной даме, в пример поставить ее рабыню. Она решила, что оправдает доверие: не будет рабыню изводить, а использует для улучшения своего духовного состояния и состояния своего мужа. Лучше пусть он будет с ней, чем с этими светскими развратницами. Зато как хорошо прочищает душу такое мощное пастырское наставление! И Эсса заплакала от стыда и умиления (и пастырем, и собой), упала на колени и стала искренне молиться. Уж что-что, а к молитвам она теперь никогда не будет относиться как к формальному ритуалу, строго сказала себе она.

После молитвы, подойдя под благословение священника, она вдруг спросила:

— Отец мой, а почему эта рабыня получает благословение и очищает Тора путем любви так, что ему легко и приятно, а я этого не могу? Я ведь всей душой люблю его и верна ему. А вдобавок, я ведь ему законная жена и наша любовь благословлена церковью.

И действительно, когда Эсса думала о других мужчинах, она просто не представляла себе перехода за грань легкого флирта к любовной страсти и даже к ласкам, ее поощряющим. В принципе она могла представить себя в объятиях другого мужчины, но это был принц Клингор, в которого она до сих пор была немного влюблена в уголке своей души.

— Ты ничем не пожертвовала ради этой любви, даже девственностью. Ты только получала от нее. Ты думала прежде всего о себе, а потом уже о муже. А она отдала все, хоть и по приговору Имперского Суда, но добровольно. Она могла бы умереть дамой. Она могла бы не принять внутренне свое новое положение. Она приняла его целиком и продолжает думать при любви лишь о том, как бы отдать получше и побольше. Она никогда не хитрит. Она даже не может представить себе, чтобы она была счастлива за счет несчастья господина. И, конечно же, она искренне молится и глубоко, от всей души, кается. За все это Любвеобильная ее щедро вознаграждает.

А на третий день, когда караван Тора уже собирался пуститься дальше, примчались два официала Имперского Суда. Пришлось задержаться еще на три дня, пока расследовался случай ведовства. Оглашение результатов расследования было назначено сразу после восхода солнца в храме. В нем собрались и люди Тора, и солдаты, и крестьяне, и местный дворянин.

Официалы, после общей молитвы, огласили результаты расследования.

"Расследовав случай ведовства и самосуда в приходе Куаринэ провинции Карлинор, мы дознались до следующего.