Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник)

– Десять месяцев. Живу у моря, поскольку у меня, как говорится, слабая грудь. Но ничего особенно серьезного. Так что хоть по этому поводу можно не нервничать. Однако назвать свое здоровье хорошим не могу. Поскольку страдаю от нарывов. Даже в ушах бывают. А это, знаете ли, очень неприятно и болезненно. Так что мой врач посоветовал мне поменять место жительства. Вот я и переехал.

– Понятно. И откуда переехали?

– Из Ливерпуля. Жил там на Южной Флаттери-стрит, дом 17. Не самое лучшее место для поддержания здоровья.

– Это был ваш постоянный адрес?

– Да. Жил там какое-то время. Также занимался секретарской деятельностью. Одно время специализировался на вакуумной чистке.

– На чем?

– На пылесосах, иначе говоря. Но продажа и ремонт этих бытовых приборов сказались на моих легких не лучшим образом. Кроме того, некоторые клиентки взяли себе за правило грубить мне и выговаривать за недостатки упомянутого товара. Короче говоря, устав от всего этого, я переключился на марки.

Интересно, что его речь, хотя и отличалась некоторой невнятностью, казалась тем не менее речью образованного человека. Так что Аллейн невольно задался вопросом, что заставило этого парня заниматься пылесосами и марками.

– Сколько лет вы прожили в Ливерпуле, мистер Ледж?

– Почти два года.

– А где жили до этого?

– В Лондоне. В Сити. Вообще-то я прирожденный лондонец. Но почему вы спрашиваете?

– Таков порядок, мистер Ледж. Или, как еще у нас говорят, «такова полицейская рутина», – ответил Аллейн и неожиданно подумал о Кьюбитте. – И вот что еще я хотел у вас узнать… Вы когда-нибудь встречались с мистером Уочменом до его приезда в Оттеркомби?

– Да. Было такое дело.

Аллейн поднял на Леджа глаза.

– Не могли бы сказать, когда и при каких обстоятельствах встречались с ним? Можете не отвечать, если не хотите. Ведь мы пока только беседуем.

– Не собираюсь ничего от вас скрывать, старший инспектор. Да и с какой стати? Все очень просто: наши машины столкнулись на перекрестке возле деревни Дидлсток. Должен заметить, что при этом столкновении мистер Уочмен показал себя истинным джентльменом и отнесся ко мне по-доброму.

После этих слов Аллейн так долго всматривался в лицо Леджа, что тот два или три раза нервно мигнул, а Фокс едва заметно улыбнулся.

– А до этого вы, значит, его не видели?

– Ну почему… Видел. В суде.

– Как вы сказали?

– Сказал, что видел его в суде. Когда я жил в Лондоне, мне приходилось довольно часто бывать в судах. Должен вам заметить, судебный процесс – весьма любопытное зрелище. И познавательное. Разумеется, мистер Уочмен меня не знал и ни разу со мной не разговаривал.

– Понятно…

Аллейн пододвинул к себе по поверхности стола лучшую чернильницу Абеля Помроя и некоторое время ее разглядывал.

– Скажите, мистер Ледж, – спросил он после паузы. – Сколько вы выпили в пятницу вечером? В общей сложности?

– Много, – быстро ответил Ледж. – И только сейчас я осознал это по-настоящему. Не так много, как другие, конечно, но все-таки в общей сложности количество выпитого оказалось значительным. Хотя я всегда стараюсь пить так, чтобы алкоголь не затуманивал голову. А вот в тот вечер перебрал. И тем не менее, если бы Уочмен не поднял тогда палец, как мне до сих пор кажется, эксперимент со стрелками прошел бы удачно, и я бы не задел его. Так я, по крайней мере, думаю. – Он скользнул взглядом по Аллейну и добавил: – Самое интересное, что я всегда играю в дартс лучше, когда немного выпью. Но в пятницу выпил слишком много и никогда себе этого не прощу.

– Сколько времени прошло, – осведомился Аллейн, – пока вы не осознали истинную суть произошедшего?

– О, довольно много. А когда наконец осознал, то сразу подумал, что он умер от столбняка. Или от внезапных судорог. В тот момент я совершенно забыл о хранившемся в шкафчике цианиде. Как и о том, что мистер Помрой во второй половине дня открывал шкафчик.

– А открывал он его для того…

– Я знаю, на что вы намекаете! – воскликнул Ледж и вновь помахал указательным пальцем перед носом старшего инспектора. – Хотите напомнить, что Помрой открывал его, чтобы достать йод и помазать им порезы у меня на лице? Полагаете, я мог это забыть? Повторяю, я оказался орудием убийства, и это печалит и нервирует меня до чрезвычайности! Возможно, Помрой сделал тогда что-то такое, из-за чего цианид попал на его пальцы, а потом… Я не знаю, что было потом, но яд каким-то образом оказался на моей стреле. – Его лицо дернулось, как если бы у него самого начались судороги. – И это ужасно. Боже, как это ужасно! – Он с минуту помолчал и, перейдя на шепот, произнес: – Меня все это просто расплющило! Если бы вы только знали, как я несчастен!