Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник)

– Да потому что почти наверняка подумали, что раз он не пришел к вам и не сказал: «Да, я находился под судом и следствием», – то он, стало быть, и есть убийца. Но при этом вам совершенно наплевать на его чувства. А вы имеете хотя бы отдаленное представление о том, что может чувствовать человек, который, отсидев срок в тюрьме, пытается вернуться в общество, чтобы заработать на кусок хлеба? Думали ли о том, что происходит с несчастным, которого вы сажаете за решетку? Как меняются его сознание, образ мыслей, взгляды на жизнь? Сильно в этом сомневаюсь. Зато вы в оба глаза следите за такими людьми, когда они выходят на свободу, чтобы, не дай бог, они не устроились на хорошее место, и считаете своим долгом предупреждать возможного работодателя о наличии темного пятна в их биографии. На мой взгляд, осужденных лучше сразу посылать на виселицу, чем подрезать им потом крылья, не позволяя возродиться к новой жизни.

– С моей точки зрения, это ужасная аналогия, – возразил Аллейн. – И ко всему прочему ложная.

– Ничего подобного. Разве вы не понимаете, почему Ледж так напуган? Он только что перестал отмечаться в полиции и наконец получил небольшой кусочек свободы. И страшно боится снова оказаться за решеткой. Пусть даже его страх не обоснован. И потому я говорю вам: оставьте его в покое! Оставьте его в покое!

– Как давно вы знаете о том, что он сидел? – поинтересовался Аллейн.

Децима неожиданно вскочила с места и провела рукой по лбу, как будто у нее заболела голова.

– Скажем так, какое-то время.

– Он сам вам в этом признался? И когда, если не секрет?

– Когда получил работу, – сухо ответила Децима.

Аллейн не поверил ей, но тем не менее очень вежливо спросил:

– Наверное, подобная откровенность вас шокировала, не так ли? – А поскольку Децима промолчала, добавил: – А вы знаете, за что он попал в тюрьму?

– Не знаю и не хочу знать. И не надо говорить мне об этом. Что бы он ни сделал, бедняга, то получил за это сполна. И даже сверх меры. Не желаю ничего об этом слышать.

Аллейн, глядя на ее горячность, с некоторым удивлением подумал, что она и в самом деле не желает знать, за что Ледж получил срок. И отражение этой мысли, должно быть, промелькнуло у него на лице, поскольку взгляд Децимы сделался еще более недружелюбным, даже, пожалуй, враждебным.

Испектор тут же поторопился сказать:

– Впрочем, все это не так важно. В действительности я бы хотел узнать совсем другое. В то утро, когда вы встретились с Уочменом на тропе у кустов, вы находились с ним наедине? Все время, пока разговаривали?

У девушки на лице проступила тревога, и Аллейн подумал, что на этот раз она боится не за Леджа, а за себя. Во всяком случае, глаза у нее расширились, а щеки побледнели, чего раньше не наблюдалось.

– Да. То есть нет. Кажется, в самом конце разговора, когда я собралась уходить, на тропе появились Норман Кьюбитт и Себастьян Пэриш.

– Вам кажется?

– Нет. Эти двое стали подниматься по тропе. Теперь я вспомнила это совершенно точно.

– И тем не менее, – произнес Аллейн, – когда я спросил у них сегодня, видели ли они утром в пятницу Уочмена, они заявили, что не видели.

– Наверное, они просто об этом забыли.

– Неужели вы сами верите в то, что говорите? Они припомнили каждое слово, сказанное Уочменом в последние часы его жизни. И говорили об этом со всей уверенностью. Как же они могли забыть о встрече с ним? Ведь когда вы ушли, они почти наверняка проводили его до гостиницы!

– Они не забыли об этом, – проговорила Децима.

– Значит, все-таки не забыли?

– Не забыли, но не сказали вам. Из-за меня. Потому что… хм… считают себя джентльменами.

Аллейн молчал, ожидая продолжения.

– Ну и пусть себе считают, – заявила девушка. – Мне такого рода благородство несвойственно. Поэтому я расскажу вам все. Эти господа вспугнули Уочмена, когда последний, скажем так, попытался покуситься на мою скромность. Мне его попытки не доставляли удовольствия, и я прямо сказала, что в этой связи думаю о нем. Полагаю, Кьюбитт и Пэриш услышали это и испугались, что вы переключите внимание с Роберта Леджа на мою персону.

– Возможно, – согласился Аллейн. – Похоже, они сомневаются в моих способностях детектива и принимают за какого-то хамелеона.

– Надеюсь, – с вызовом произнесла Децима, – тот факт, что я вырвалась из объятий Уочмена и нелицеприятно по этому поводу высказалась, еще не делает из меня убийцу?

– Я, во всяком случае, за главную рабочую гипотезу этот факт бы не принял. Но поскольку полицейские, как известно, напрочь лишены деликатности, я задам еще один нескромный вопрос. Скажите, а раньше мистер Уочмен ничего подобного по отношению к вам себе не позволял?