Преломление света

Маслянистый блеск разбойных глаз:
Иванов ночует у Вальнова…
Если ты трудкнижки не припас,
Если нету пропуска ночного –

Спи на Петербургской стороне,
Спи у проходимца, забулдыги:
Душу променяешь, так во сне,
Не за керосин и не за книги…

Девяти знакомым разослать,
Переписывая суеверно,
(Жёлтый пар клубится – тишь да гладь!)
Должен ты молитву Люциферу,

А иначе – настигает зло,
И несчастие – неотвратимо.
Никому ещё не повезло –
Лунный зрак не прокрадётся мимо!

Что Георгий смог стряхнуть как сон,
Страшный сон, от слова и до слова,
Позже обнаружил, удивлён,
На столе поэта Гумилёва.

Николай над печкою сидел,
Что зияла маленькой пещерой:
«Помолившись Утренней Звезде,
Мы с тобой увидим Люцифера?

Именно Вальнов прислал ко мне,
С чертовщиной возится поскольку,
Странную молитву сатане…
Глупо, зная: православный – Колька!»

Саблей сына угли повернув,
Папиросу взяв из портсигара,
Он сказал, нарушив тишину:
«Вот за веру и умру нестарым!..»

«Ты меня пугаешь, дорогой,
Чушь какая!» – произнёс Ив'aнов.
«Хоть нам до беды – подать рукой,
Я тебя разубеждать не стану.

На меня теперь направлен шаг:
Шах и мат, хоть крест и щит мой – вера!»
«Там, где похоронен старый маг»
Режет пуля дуло револьвера…

Скамья Иннокентия Анненского

И снег, и фонари слепят мои глаза,
И звёзды мечутся на ветках, будто иней.
– Кто ночью в Царское? Извозчик! Кто же «за»?..
И сани делятся, как хлеб, между своими.

Ахматова и Гумилев – им ночь светла!
Но нам-то, нам-то всем какое дело
До закоулка в парке Царского села
И до скамьи, где Анненский сидел там?

Любил сидеть… Его любимая скамья…
Там чья-нибудь сейчас фигура седокудра…
В «акмеистических санях» как-будто я.
Обратный поезд в Петербург уходит утром…

Отяжелел сугроб – замёрзший Мандельштам,
Городит чушь про птиц лубочный Городецкий.
А мы уже не здесь, но и ещё – не там,
Где монархизм живёт в воспоминаньях детских…

«Коль славен…» заменил «Интернационал».
А у «Двенадцати» такая подоплека,
Что словно он Христа повторно распинал!» –
Затравит Гумилев застенчивого Блока…

И будет страшен мир и отчуждаем Блок,
Расстрелян Гумилев с последней папиросой.
Нам на миру и смерть красна! И каждый лёг,
Столь жертвенно прервав «проклятые вопросы»!

И слезная купель сквозь огненный фонтан
Пробьется Божьей правдой, Словом тем же…
А мы ещё не здесь, но и уже – не там,
И сани унеслись к скамейке опустевшей…

Анна Павлова

«Счастье – мотылёк, который чарует на миг и улетает…»

Анна Павлова.