Преломление. Витражи нашей памяти

В наших коротких встречах мы слышали в основном монологи с его стороны. Когда он говорил, создавалось впечатление, что в нём заводилась какая-то внутренняя пружина. Мне даже чудился скрип некоего механизма. Потом пружина неожиданно спускалась, и раздавался дробный бесцветный смех, булькающий, будто искусственный, записанный на старинную граммофонную пластинку. Так повторялось с пугающей периодичностью, к месту и не к месту. Но этот смех никак не умалял его песенно-поэтических достоинств.

В то время как Виктор Пеленягрэ исполнял свой «гениальный» хит про вечера в России, между участниками съезда, сидящими за длинным, завёрнутым в букву П столом, ходил с каким-то длинным списком азербайджанец с приятными чертами лица. На его губах блуждала таинственная улыбка. Я назвал бы эту улыбку улыбкой Чеширского кота. Глаза его светились южным блеском, и всем своим видом он внушал расположение и приязнь. Наконец он подошёл и к нам. Мы сгруппировались с секретарём нашего литературного общества Людмилой Межиньш и её соседкой по номеру в Переделкино – главным редактором журнала «Север» Еленой Пиетиляйнен.

– Я профессор Эльчин Искендерзаде, известный азербайджанский поэт, – представился он. – Вот моя авторская книга, – и протянул мне тонкую брошюру, сшитую двумя скрепками, на которой чёрными буквами на бело-красном фоне значилось имя автора. – Хочу вам её подарить, – заявил он мне, – и даже сделать дарственную надпись. А вас, в свою очередь, я очень попрошу подписать вот это письмо. И вас тоже, – обратился он к моим соседкам.

С его губ по-прежнему не сходила улыбка. Мы прочитали шапку письма, где стояло обращение в Нобелевский комитет рассмотреть заявку на предоставление Нобелевской премии по литературе всемирно известному азербайджанскому поэту, профессору и т. д. Ниже располагался перечень уважаемых литераторов с их подписями о согласии на вручение просимой премии. Каждый обозначал свой статус в литературной иерархии и свои заслуги. Там значились и лауреаты различных премий, и редакторы газет и журналов, и члены литсообществ, и прочее, и прочее, и прочее. Пришлось отметиться и представителям нашего союза из Латвии. Нобелевка – дело ответственное.

– Между прочим, – продолжал профессор, – меня знают далеко за пределами Азербайджана. Мои книги были переведены и издавались в более чем 30 странах. Сам я из Карабаха, из древнего азербайджанского города Шуша. Этот город взрастил десятки великих соотечественников. Ведь не случайно именно в этом благодатном крае родился азербайджанский композитор Узеир Гаджибеков, гениальная поэтесса Натаван, легендарный певец Полад Бюльбюль-о-глы. Помните? «Быть может, ты забыла мой номер телефона, быть может, ты смеёшься над верностью моей». А я просто не мог родиться в другом месте. Шуша – это родина гениев… Ну и, наверное, всем уже давно понятно, чей Карабах. Здесь двух мнений быть не может.

– Быть ему нобелевским лауреатом, – язвительно заметила редактор журнала «Север» и поставила свою роспись в письме.

В итоге или не дошло оно до Нобелевского комитета, или не хватило нужного количества подписей, или нарушена была форма подачи, но в списках нобелевских претендентов я никогда не встречал нашего «гениального» Эльчина с загадочной улыбкой Чеширского кота.

Людмила Межиньш, детский поэт, прозаик и по совместительству наш секретарь, всё время подталкивала меня, чтобы я обратил внимание на Елену Пиетиляйнен, сидевшую от меня по правую руку. Банкет шумно продолжался. На импровизированной сцене поочерёдно выступали представители всех художественных направлений в литературе. Читали стихи, произносили спичи, пели. Валентин Устинов пел что-то народное, Пеленягрэ в третий раз исполнял свою песню про давние, почти забытые в России вечера… Людмила спровоцировала меня пригласить Пиетиляйнен на танец под «пеленягрэвские вечера».

– Это тебе шанс опубликоваться в «Севере», – агитировала она. – Наговоришь ей бочку арестантов, подаришь свою книгу про Антарктиду, она заинтересуется темой, напечатает. Журнал известный, ходовой. Главное – дать себя запомнить.

– Так Антарктида – это же не север, а юг, – стал рассуждать я, – какая между ними связь?

– Какая разница, – не унималась Людмила, – условия одни и те же: там снег и здесь снег, там белые медведи и здесь – тоже. Главное – тема.

– Чего-то я белых медведей в Антарктике не встречал.

– Не встречал, так встретишь ещё. Надо пробиваться в серьёзные журналы. Давай!

Я пригласил Пиетиляйнен потанцевать под Пеленягрэ. Танцевать я с детства не любил, но здесь нужда и случай. В процессе танца спросил Пиетиляйнен о её трудной миссии и о том, как она управляется с такой ответственной задачей, как издание литературного журнала. А в конце пропел вместе с исполнителем:

Пускай всё сон, пускай любовь – игра,
Ну что тебе мои порывы и объятья,
На том и этом свете буду вспоминать я,
Как упоительны в России вечера.