Preludio forte

Серией легких рывков он сместил погрузчик влево, так что левый рог оказался над соседним пустым стеллажом. Затем одним тычком он вогнал правый рог под середину перекосившегося поддона и тут же принялся гонять машину короткими поступательными движениями по дуге, так что на каждом толчке вперед правый рог чуть-чуть сдвигался в перекошенную сторону.

- Вот дает! - пробормотал Идрено. - Ну, танцор на балалайке! Эй, парень, ну-ка, сдвинься в сторонку, а то мало ли что.

Кирис отступил на несколько шагов назад, оказавшись у стеллажей на другой стороне прохода. Грато продолжал играть погрузчиком, все глубже загоняя рог под просевший контейнер. Вот после очередного разворота и левый рог оказался над нужным стеллажом, вот он сместился под левый край паллеты... Зажужжали сервомоторы, и контейнер вместе с остатками паллеты чуть приподнялся над полкой, а затем погрузчик сдал назад, и злополучный груз оказался висящим над проходом, а затем медленно поехал вниз, затормозив в десятке сунов над полом.

- Эй, куда его? - крикнул из кабины механик. - Если просто так поставить, потом снова не подсунуть.

- А я его прямо на рогах посмотрю!

- Не пойдет. Слева едва за край зацеплено, того и гляди сорвется. Нужно поставить и подхватить по-новой. Да и вообще, паллету менять нужно. Есть что подложить? Брусья какие, трубы? Три суна высотой минимум, и прочные.

- Трубы? - Идрено запрокинул голову. - Есть. Сейчас спущу несколько штук.

По перфорированной перегородке он по-обезьяньи ловко вскарабкался на второй уровень стеллажа, под которым стоял Кирис, и принялся выдирать толстую металлическую трубу из связки полуметровой толщины, грубо перетянутой веревками.

- Эй, вака! - крикнул он сверху. - Помоги! Держи пока, я сейчас еще одну достану.

Кирис осторожно принял недлинную, но увесистую трубу и прислонил ее к стеллажу вертикально. Подошедший рабочий подхватил вторую.

- Так, ловите последнюю... - крикнул Идрено. - ...ххаш!

Веревка, опутывавшая связку с ближнего к нему конца, вдруг тихо затрещала и лопнула. Трубы перекосились и принялись расползаться, и тут же порвалась веревка с противоположной стороны. Кирис непонимающе смотрел, как вся груда черных труб ползет к краю стеллажа в полуметре над его головой.

- Берегись! - гаркнули рядом. - В сторону! Сейчас обвалится!

Словно подхлестнутый криком, Кирис подхватил поставленную вертикально трубу и вскинул ее вверх, прижимая к краю стеллажа, чтобы не дать бывшей связке свалиться вниз. Тщетно: под тяжестью груды нижние трубы перекосились и начали падать вниз, одновременно вращаясь вокруг удерживающей их преграды. Самая нижняя, прежде чем упасть на пол, больно ударила Кириса концом по плечу, и он дернулся, машинально оторвав край своего рычага от стеллажа.

- Беги, дубина! - грянул голос Грато. - В сторону, в сторону!

Поздно. Инстинктивно уворачиваясь от сыплющегося сверху потока металла, Кирис бросил трубу и извернулся, закрывая голову. Он сильно толкнулся ногами, отпрыгивая, но тут что-то тяжелое с силой ударило его по голове, а потом по шее, и мир закружился, испещренный радужными пятнами. Боли он не чувствовал. Просто грязный каменный пол стремительно рванулся ему навстречу, а потом новые и новые толчки посыпались ему на спину.

Мир стал звонким и глухим одновременно. Он осознавал, что вокруг кричат люди, что-то дребезжит и грохочет, но ему стало совершенно все равно. Воздух отказывался протискиваться в легкие, но он не чувствовал ничего, кроме равнодушного удивления. Дышать, в общем-то, и не хотелось. Смысла криков он не понимал. Кажется, его звали по имени - а может, и нет.

А потом он вдруг почувствовал, что где-то рядом горько и отчаянно плачет Фуоко. На него навалились ощущения тех памятных ночей в особняке Деллавита: ее жаркое дыхание, упругая кожа под ладонями - и странное, непередаваемое ощущение счастья и вечности, что накатило на него в момент кульминации. Только сейчас оно казалось не счастьем, а чем-то совершенно противоположным. Фуоко плакала, плакала, плакала, эманации неминуемой смерти вдруг навалились на него, туманя дыхание, и он потянулся к ней, говоря: Фучи, видишь, со мной все в порядке? Не плачь! Я же не умираю... Его переворачивало и несло в каком-то непонятном направлении, солнце било в широко раскрытые глаза, не вызывая никаких неудобств, а потом его ребра вдруг резко расширились, и в легкие хлынул воздух - свежий и сладкий, словно после долгого удушья. Голоса по-прежнему кричали что-то непонятное, под спиной дергалось твердое и скользкое, и кончики пальцев ног вдруг пронзила страшная, непередаваемая боль, быстро поднявшаяся вверх и затопившая сердце.

И солнце погасло.

Когда он пришел в себя, он лежал на жесткой кушетке без подушки, с запрокинутой головой, голый, прикрытый лишь тонкой простыней. В горле першило.

- Пить... - пробормотал он плохо повинующимся языком. - Пить...

- Он очнулся! - гулко, как в тазик, сказал мужской голос. - Ребята, чтоб меня гхаши живьем сожрали - он очнулся!

- Эй, парень! - загрохотал другой голос. - Ты меня слышишь? Как тебя зовут? Зовут как, спрашиваю? Отвечай! Имя?!