Премьера

В памяти Виктора Владимирцева удержались лишь две-три пьесы, в которых ставились именно такие задачи. Пусть пока и декларативно, но так же глобально, как ставила эти задачи сама жизнь, доведя их до последней грани бытия или самоуничтожения.

И Виктор вдруг понял, почему отодвинулись на второй план все частные вопросы, почему стали побочными даже столь актуальные линии, как размывание нравственных критериев.

Но автор лишь интуитивно разделил линии на главные и второстепенные. За той же побочной линией лихоимства стояла большая тревога за духовную чистоту нынешнего поколения.

Однако это была лишь глобальность замысла. Замысел оставался еще бесплотным, не воплотившимся в живой образ, в характер, способный убедить, он лишь провозглашал и потому казался слишком плакатным, и от него осталась в памяти чуть ли не одна фамилия главного героя — Маслов.

Обстоятельства сложились так, что в течение ближайшей недели Владимирцев даже не имел возможности вернуться к пьесе еще раз: заболел Федор Севастьянович Глушков. Двойника он не имел, роль генерала Печенегова во «Врагах» Горького играть было некому, а заменять спектакль почему-то оказалось невозможно, и Заворонский вдруг даже не предложил, а категорически приказал Виктору:

— Заменишь Глушкова, сегодня в одиннадцать репетиция, завтра — прогон, а послезавтра вечером — выход.

— Хорошо, — согласился Виктор, зная наизусть почти весь текст, но, не подозревая даже, что знание текста не только не избавит его от дополнительной работы, а еще и заставит кое-что переосмыслить и по роли, и особенно по так называемым связкам. Пьесу гнали давно, все было отработано, поэтому на репетицию пришли только партнеры по мизансценам, и то не по всем, а лишь по наиболее ответственным. Репетиция прошла сносно, но Владимирцеву пришлось всю ночь шлифовать движения, жесты, интонацию. На следующий день прогнали всю пьесу. Заворонский, кажется, остался доволен, однако предложил еще отработать некоторые мизансцены с Антониной Владимировной и Олегом Пальчиковым. Договорились, что они еще раз пройдут их утром в день спектакля.

Виктор, успокоенный оценкой Степана Александровича и полагая, что утром все само собой дойдет до нужной кондиции, решил развеяться и отправился с сыном на речном трамвае в парк. Сережка, не привыкший к такому вниманию отца, восторгался всем: и трамваем, и Москвой-рекой, и каруселью в парке, замирал от страха и восторга в колесе обозрения, беспрестанно щебетал и признательно прижимался к отцу, не отважившись, однако, поцеловать, а точнее — не снизойдя до столь сентиментального, свойственного только девчонкам выражения чувств. А Виктор никак не мог отвлечься от роли, досадовал, пытался уйти от нахлынувших вдруг мыслей и… не смог.

«Собственно, для идеи пьесы Печенегов — фигура почти ничего не значащая. По крайней мере, меньше, чем Яков Бардин, Татьяна Луговая, Полина, Захар… Его выходки, несомненно, вызовут смех в зале. Но нельзя ли уйти от чисто фарсовой трактовки его роли? Ведь при всей своей ничтожности должен же он отражать мир, который его породил? А как?»

И Владимирцев попытался представить всю его судьбу, домыслить его биографию, объяснить то его состояние, которое автор дал как уже свершившийся факт.

«Он же весь в прошлом, вот в чем суть! — думал Виктор. — Он не воспринимает настоящего, все, что происходит вокруг, далеко от него, он не хочет участвовать в нем, ему хочется вернуться к привычному образу жизни…»

И тут для Владимирцева стало важным в тексте роли мимолетное упоминание Печенегова о кадетском корпусе. Сначала он не обратил на эту реплику никакого внимания, а сейчас, вспомнив ее, именно в ней стал искать ключ ко всей трактовке роли генерала. В том, что генерал сочиняет нелепые розыгрыши в виде протянутой веревки, обливания спящих холодной водой, Владимирцев увидел отрезок жизни, биографии Печенегова: наверное, в таких мальчишеских выходках и забавах прошли его молодые годы. А значит, и в последующие годы службы он не совершил ничего такого, что запомнилось бы ему лучше, чем забавы молодости.

«А из этого следует, что генерал он не боевой, а паркетный, ну, скажем, штабной. Стало быть, во внешнем рисунке роли я должен подчеркнуть отсутствие строевой выправки. Как это подчеркнуть? Допустим, через мешковатость фигуры, несвойственное военным размахивание руками… Надо предупредить Антонину Владимировну и Олега, что я кое-что изменю, дабы это не было для них неожиданным…»

Но утром, когда Виктор пришел в театр, выяснилось, что Грибанова и Пальчиков внезапно уехали в Останкино что-то срочно перезаписывать для телевидения. Однако они не забыли о нем, предупредили руководство. Но утром был еще спектакль на выезде, во Дворце пионеров, и Заворонский, успокоенный предыдущей репетицией и не подозревавший о несколько иной трактовке образа генерала, выношенной Владимирцевым накануне, перепоручил дело помрежу:

— Займитесь с Владимирцевым, текст он знает, вы его просто поводите.