- Как вы смеете так разговаривать с моей сестрой! - вопил Джэсон, молотя доктора кулаками. - Я убью вас!
Служащий, сопровождавший Джэсона в клинику, кинулся к столу, чтобы оттащить юношу; Робайна тоже попыталась вмешаться, но в пылу драки ее сбили с ног, она упала и ударилась головой о перевернутый стул. Услышав крик боли, Джэсон бросился к сестре.
- Пустяковая шишка! - уверял он, обняв ее и утешая, как малого ребенка.
Доктор тем временем встал на ноги и злыми глазами разглядывал этого высокого, на редкость красивого юношу - полумальчика, полумужчину.
Бережно усадив сестру в кресло, Джэсон вновь круто повернулся к врачу.
- Послушайте, вы...
- Нет, это вы послушайте! - перебил доктор. Он видел, что Джэсон весь подобрался, словно для второго прыжка, но Робайна схватила его за руку, и кулаки юноши медленно разжались. - Если бы вы действительно так сильно любили сестру, вы бы не помогали ей убивать себя.
- О чем вы говорите?
- Вы отлично знаете, о чем, черт вас дери! - крикнул доктор. - Отлично знаете, что ваша сестра считается Восприимчивой. Она ощущает все в десять раз интенсивнее обыкновенного человека, и порог восприятия у нее настолько высок, что сцена смерти в эмофильме может убить ее! Некоторые мои слова вам, видно, непонятны, - добавил доктор, заметив легкое замешательство на лице Джэсона, - но зато вы наверняка знаете, что такое ваша сестра и как осторожно с ней надо обращаться.
Виноватое выражение лица Джэсона подтвердило его правоту.
Разгневанный врач продолжал бушевать.
- Какого же черта мы ввели закон об обязательном допуске к восприятию эмофильмов, как вы считаете? К чему все эти медицинские обследования и психотесты при выдаче допусков? Даже вас, вас, такого здоровенного быка, можно убить страхом, если острота проецируемого ощущения превысит предел вашего психопрофиля. - Он видел, что юноша опять не понял последних слов. - Впрочем, это уж дело ваше. А вот почему вы подвергли смертельной опасности сестру, разрешив ей незаконно воспользоваться чужим допуском? Да еще выбрали эмофильм ужасов!
- Я не хотел, - жалобно сказал Джэсон, - но она пищала и приставала до тех пор, пока я не сдался.
- Ладно, в общем вы оба нарушили закон. Мы дадим знать вашим родителям, а до их прихода придется посидеть здесь. Доктор нажал сигнальную кнопку и вызвал охранника. - Отведите этих двоих в кабинет мистера Лемсона, - приказал он.
Охранник увел их и по движущейся платформе проводил в административное крыло, где помещалась дирекция; хрусталь и металл театре фирмы "Все как наяву" остался позади. Служащий не ушел, пока управляющий делами вице-президента Сайруса У. Лемсона не пригласил их в кабинет.
Мистер Лемсон предложил молодым людям сесть и молча разглядывал Джэсона, его малинового цвета бумажные штаны в обтяжку и черную, переливающуюся куртку, которая подчеркивала стройность мускулистого тела. "Восемнадцать или больше? думал он, слегка удивленный. - Этот красивый великан уже не мальчик".
- Доктор сообщил мне о вас по видеофону, - строгим голосом начал он и долго разъяснял серьезность их проступка, потом сообщил, что родители вот-вот прибудут, И он проводил их в конференц-зал, обставленный как роскошная гостиная.
- Посидите здесь до прихода родителей. На столике есть журналы, а если пожелаете, можно включить телевизор.
Он закрыл за собой дверь.
- Включить телевизор? - спросил Джэсон.
- Нет, что-то не хочется.
Они уселись на огромную тахту, и Робайна взглянула на брата.
- Джэсон, мне, правда, очень жаль. Опять из-за меня на тебя сыплются разные беды.
- Не скули, Роби. Ничего страшного не будет. Они расскажут па и ма, па сделает вид, что закует нас в кандалы, когда мы вернемся в гостиницу, а на самом деле будет только шагать по комнате мрачный как туча и изведет нас своими нотациями, чтобы мы чувствовали себя виноватыми. Словом, много движений и никаких достижений, как у пчелы, увязшей в бочке дегтя.
- Да, конечно, - согласилась Робайна. И робко взглянула на брата. - Джэсон, а чем кончился эмофильм?
Джэсон возмутился.
- Ну знаешь, Роби, неужто тебе еще мало? Ты слышала, доктор сказал, что этот последний чуть тебя не угробил.
- Ну, Джэсон, пожалуйста, что тут плохого, ведь ты только расскажешь.
- Все равно плохо! Ты сейчас же опять начнешь трепыхаться.
- Это потому, что никто не умеет рассказывать лучше тебя, ты словно разыгрываешь все, что произошло.
- Я не разыгрываю, я рассказываю.
- Ну ладно, называй это рассказом, но дома все говорят, что слушать тебя - то же самое, что смотреть эмофильм. И, пожалуйста, братец Джэй, не прикидывайся, что ты этого не знаешь и тебе самому это не приятно!