Премия Дарвина

В дальнем конце длинного коридора обнаружилась небольшая кладовка, забитая пыльной древней консервацией. Рядом располагались тесный туалет с нетвердо держащимся в полу унитазом и подвесным сливным бачком, и небольшая, пропахшая прелыми тряпками ванная комната, с гвоздей и крючков в которой угрожающе свисали тазы и корыта. Треснувшее по краю зеркало. Засохший кусок мыла в пластиковой дешевой мыльнице. В такой квартире хотелось умереть еще раз – намылить этим самым мылом веревку и вздернуться прямо тут, на крючке из-под старого ведра.

– Это всё сон. Просто дурной сон! – простонала Кира, озираясь по сторонам. – Или галлюцинация.

Возможно, так оно на самом деле и было.

На вопрос Лиды, чья это квартира, Куратор не ответил и лишь сообщил, что беспокоиться не о чем, и хозяева уехали на все лето на дачу. Саныч подозревал, что дача эта находится… куда дальше, чем Подмосковье. Скорее всего, квартиру им так же, как и ненужные больше тела, оставили люди, которые покинули этот бренный мир.

– Чур, я живу в кладовке! – после краткой экскурсии сообщил Питбуль старушечьим голосом, затем проворно вытащил в коридор одно из раскладных кресел и доволок его до кладовки. Саныч пожалел, что сам не подсуетился раньше всех и не занял отдельное помещение.

Так как Кира уже успела рухнуть на диван в зале, претендовать на него никто больше не решился. Вовчик заявил, что вполне уместится рядом, на тахте. Лида и Саныч, переглянувшись, поняли, что им придется делить комнату с кроватью. Саныч, как настоящий джентльмен, уступил кровать даме и стал обладателем драного кресла.

Куратор пробыл в квартире не больше десяти минут, ничего толком не объяснил, обещал вернуться совсем скоро и запретил выходить на улицу. Для экстренной связи, пояснил он, на кухне есть телефон. На кухне действительно обнаружился черный допотопный аппарат с дисковым набором. Но гудка в трубке не было – когда Саныч снял трубку, выяснилось, что аппарат транслирует «Эхо Москвы».

Задать вопросы по поводу неработающего телефона было некому – парень в белом комбинезоне, в котором он больше походил на маляра или повара, нежели на представителя всемогущих потусторонних сил – вышел с кухни в коридор и пропал.

Спустя полчаса прибыл курьер. Вернее, все предположили, что это был курьер – а кто еще мог позвонить в дверь и оставить на пороге два огромных пакета продуктов? Но самого курьера никто так и не увидел. Вовчик затащил пакеты в квартиру и предположил, что раз уж Небесная Канцелярия смогла запихнуть их души в чужие тела, то и материализовать из воздуха два пакета с маркировкой экспресс-доставки ей точно по силам.

Всё еще подавленные и растерянные, новые жильцы квартиры копались в развалах принесенной снеди. «Небесная Канцелярия могла бы и расщедриться», думал Саныч, разглядывая весьма экономичный набор продуктов – дешевые фрукты, шоколадки, йогурты и полуфабрикаты. Но потом он обнаружил несколько упаковок с чипсами и еще горячим фаст-фудом – и тут его тело пустило голодную слюну и само ухватило всё, что уместилось в руках.

Вовчик, который с сочувствием смотрел на убитую горем на диване Киру, попытался выманить ее на кухню порцией картофеля фри и свежим гамбургером, но инста-дива оскорбленно заявила, что не ест пищевой мусор и вообще, она вегетарианка, и отвернулась к стене.

– Нам же больше достанется! – злорадно хмыкнул Питбуль.

До наступления темноты все поодиночке слонялись по квартире, и кажется, не перекинулись даже парой слов. Вовчик, отсвечивая лысиной, читал потрепанную книгу фантастических рассказов, пододвинув к своей тахте торшер. Питбуль, бесцеремонно шаривший по полкам и шкафам, наткнулся на старенький, чудом работающий «Тетрис» – серую пластиковую консоль с вдавленными кнопками – торжествующе агакнул и, словно сутулое привидение, утащил консоль в свою кладовку. Лида заперлась в ванной и пыталась совладать с гремящими кранами, плюющимися бурой застоялой водой. Саныч хрустел чипсами и смотрел в окно, на уползающие под эстакаду третьего транспортного кольца трамваи – словно реальная девочка-подросток, переживающая неразделенную любовь. Потом убаюканный сытым ужином растущий организм разморило, и Саныч, не раздеваясь, уснул на воняющем котами раскладном кресле.

Ночью Саныч, ворочаясь на неудобном ложе, сквозь сон слышал, как за стенкой глухо рыдает Кира. Сновидений не было, но в черном провале сна пульсировало жгучее желание проснуться у себя на даче и обнаружить, что авария, белая комната, резиновые маски в инфернальном подвале, чужое неудобное тело – все это ему приснилось! Но с утра, открыв глаза, Саныч увидел блеклые обои с выцветшими квадратами из-под висевших когда-то на стенах картин или фотографий, рыжий полированный шкаф, стоящие за шкафом лыжи, и уныло скривился. Он умер, и попал в какой-то идиотский балаган с недо-реинкарнацией.

А может, именно так и выглядел настоящий ад. Как чужая, забитая мертвыми вещами, квартира, из которой нет выхода.

Тогда Саныч вообразил, что он герой одного из романов Беляева. И дышать ему стало легче.