Джозеф Эндрюс, известный под именем Сканк, проследовал в зал прилета вместе со своими двумя псевдодетьми, которых все еще крепко держал за руки. Его «жена» скромно семенила позади на расстоянии нескольких шагов, неся ручной багаж. Когда он подошел к стойке, то вложил два зеленых ямайских паспорта прямо в руку офицера. Офицер взглянул на фотографию – тот же самый пастырский воротничок, тот же самый пуловер с вырезом на груди, тот же самый черный пиджак, – потом посмотрел на лицо стоявшего перед ним мужчины, выражавшее холодное ханжество, подобающее человеку, который полностью верит в Провидение Бога.
– Во время вашего пребывания вы будете проживать по этому адресу, преподобный Эндрюс? – уточнил офицер.
– Да, здесь, у моей невестки в Стокуэлле.
– И какова цель вашего визита, преподобный?
– Знаете ли, собрать вместе семью, друзей…
– Но вы не предполагаете заниматься какой-либо деятельностью?
Сканк в упор посмотрел на офицера инквизиторским взглядом.
– Не думаю, что Божий Промысел можно причислить к запрещенной деятельности, если даже я прочту проповедь в храме Стокуэлла.
– Ну конечно же, совершенно верно, преподобный.
И, бегло взглянув на детей и их мать, а затем на фотографии в паспортах, он взмахом руки пригласил пройти следующего. Следующий пассажир из очереди подошел к стойке и протянул свой паспорт.
Молодой человек кружил какое-то время в «мерседесе» в зоне прибытия пассажиров, когда Сканк и семейство Эндрюс вышли из терминала. Он подъехал к обочине, и они сели в машину. Как только автомобиль отъехал от аэропорта, Сканк сорвал с себя жесткий пастырский воротничок и одним резким движением достал из бардачка «глок». Проверив магазин, он положил пушку в карман пиджака, затем, повернувшись, обратился к водителю:
– Ну, что скажешь, Блати?
– Все хорошо, Сканк, – ответил молодой человек, усмехаясь, блеснув золотой фиксой.
– Ну, тогда вези, бездельник.
Сканк оставил семейство Эндрюс в Стокуэлле, а сам поехал дальше в Ист-Энд. В высокой плотности низких домов южного Лондона он чувствовал себя инопланетянином, сходство с которым ему придавал лысый череп – безумный страх безжалостно удалил то, что оставалось от его волос под париком и купальной шапочкой телесного цвета.
– Знаешь, – заговорил Сканк, повернувшись к Блати, – из-за этого ублюдка я совсем облысел. Ему недостаточно украсть, из-за него мужчина должен лишиться волос. И ради чего? Чтобы заплатить какому-то недоноску, просто заплатить ему!
– Это здесь, Сканк. Китаец сказал, что он будет рад заключить контракт для вас, но вы должны прибыть лично, чтобы передать бабки и выказать честные намерения.
– Тьфу! Я считаю это
– Несомненно, – подтвердил Блати – ему нравился звук этого слова.
– Какова цена вопроса?
– Двести фунтов.
– Двести фунтов! Дерьмо! Жизнь дешевле, чем гребаный Тренчтаун в этом месте.
– Все так, Сканк, но послушайте. – Блати откинулся на своем сиденье, обняв руками руль. – Вы должны оценить то, что Китаец ничего не просит за посредничество. Тот мордоворот, с которым мы идем на встречу, сам
– Но он гарантирует, что убьет его, да? Он гарантирует, что застрелит маленького засранца, да?
– Он надежный, как говорит Китаец.
Жаль, что Сканк не знал о Китайце столь же много, сколько он знал о мести. Месть Сканка Дэнни – не то блюдо, которое едят холодным, а до сих пор это блюдо было почти полностью заморожено. Прошло пять лет с того долбаного дня, когда три килограмма наркотиков пропали без вести в Филли, и все это время Сканк терпел, ждал. Он собирал частички информации то здесь, то там и обрабатывал их; он помещал железные прутья в огонь и наблюдал за ними. В конечном счете ядовитое дерево принесло плоды: Китаец, давний партнер Сканка, сказал ему, что один чокнутый негр из Харлес-дена, регулярно куривший в его доме, болтал как-то под кайфом о парнях, которые получали на выходе продукт намного выше среднего.
Китайцу такая информация показалась весьма интересной, было бы глупо отставать от конкурентов. Но еще больше его заинтересовал ноготь на большом пальце руки того чокнутого, что снабжал двух братьев, занимавшихся производством. Очевидно, старший брат, которого звали Дэнни, служил в армии. Более того, он пошел в армию после поездки на Ямайку. Поездки на Ямайку в конце восьмидесятых.
Время близилось к полуночи, когда Блати, везя внушающего ужас большого человека, остановился перед старым домом на Миллиган-стрит позади Лаймхаусской дамбы.
– Что это, блин, такое? – спросил Сканк, впервые в жизни увидев башню Кэнэри-Уорф,[1]
когда вышел из машины.– Офисы, – ответил Блати. – Я глушу мотор.