Прения сторон

Ильин догнал экскурсию, но старался держаться позади, чтобы не привлекать к себе внимания. Чем-то он всегда выделялся, может быть, виноваты большие феэргешные очки! Касьян Касьянович как-то сказал, что на приеме Ильин выглядел министром больше, чем сам министр.

Еще один переулочек и еще один. Ильин уже ругал себя: бежит как на марафоне, а в эпицентре окажется сувенирный киоск. Этим, как правило, заканчивается свобода выбора.

Еще раз вправо, еще раз влево, и вдруг открылась площадь и в глубине ее — словно фотографию из альбома сына вставили в проектор — знаменитое медресе.

Экскурсанты сгрудились вокруг белой блузки:

— То самое?

— А верно, что здесь рубили головы преступникам?

— И неверным женам?

— Сейчас бы вот так! — сказал чей-то внушительный бас, и все засмеялись.

— Не торопитесь, взгляните отсюда на медресе: глубина площади усиливает архитектурный эффект.

Но все уже бросились на штурм медресе, и Ильин вместе со всеми.

Да, великолепно, великолепно! Стены смотрятся, как гигантские ковры, мраморные панели, мозаики из цветных кирпичей, майоликовые панно — звезды на терракотовом фоне. И эти удивительные бирюзовые изразцы!

— Медресе построено в пятнадцатом веке, оно служило не только местом преподавания богословских дисциплин, но и светских наук: астрономии, математики и даже философии. («Текст, по-видимому, совершенно для нее привычный, отполированный временем, как ступени старой лестницы».) Властелин Двуречья был не только жестоким самодержцем, но и просвещенным человеком своего времени. Вот эти сводчатые айваны служили и для молитв, и для занятий. А вот эти кельи — худжары, обращенные во двор аркадой лоджий…

— Подходяще! — сказал все тот же веселый бас. — Согласен на обмен. А как с удобствами?

Снова все засмеялись.

— Обратите внимание на облицовку из фигурных плиток голубой и синей поливы. Тончайший надглазурный золотой орнамент… — Она с опаской взглянула на экскурсантов.

«Бедняга», — подумал Ильин.

— Чистота красок… Особенно хорош синий цвет, он и похож на весеннее небо, и в чем-то контрастен.

«Нет, это уже не заученное…»

Но в это время снова вмешался знакомый бас:

— Пятьсот лет без капремонта?

«А что, если я ему врежу в рыло?»

— Я прихожу сюда в разное время года. Летом цвет плиток голубее, в нем растворяются и белый и блекло-синий…

Голос негромкий, но сильный и чуть-чуть с хрипотцой.

— Кто любит бирюзу, должен приезжать к нам осенью.

Она была старше, чем показалось Ильину вначале: лет двадцать семь, двадцать восемь.

— Весь этот орнамент — старинные надписи. Почерк куфи сложен, но только он один способен создать такой узор… Это не настоящие минареты — это башни. Так было задумано архитектором…

Пауза. И после паузы негромко:

— Мне очень нравятся эти строгие вертикали.

Экскурсия кончилась, Ильин сказал:

— Когда вы не шпарите по книге — это просто замечательно. — И протянул руку: — Ильин.

— Лара. Значит, вам все-таки понравилось?

И снова Ильина кольнула жалость.

2

— В школе я завалил сочинение по истории, — весело рассказывал Ильин. — Подвел меня Медичи. Это вроде вашего властелина Двуречья. С одной стороны, Медичи был просвещенным человеком, при нем процветало искусство, с другой стороны, его жестокость была ужасной. С одной стороны, Флоренция при Медичи достигла своего расцвета, с другой стороны…

— Камешек в мой огород? — спросила Лара.

— Ничуть. Знаете, что меня погубило?

Они сидели в столовой самообслуживания. Народу полна коробочка, но Ильину ничто не мешало, давно он не чувствовал себя так молодо.

— Погубила меня отчетливость, этакая, знаете, обнаженность. «С одной стороны» и «с другой стороны», и каждый раз с красной строчки. Но против моей воли — смею вас заверить, ничего я не хотел, кроме хорошей отметки, — получилась карикатура. — Ильин выпил воды, гуляш был дьявольски наперчен. — А карикатура, милая Лара, — вещь опасная. Наш преподаватель истории, человек в высшей степени интеллигентный, но и в высшей степени напуганный, подозревал меня бог знает в чем. Ему бы пройти мимо, поставить трояк, и все, но надвигался Петр, тут уж сплошь «с одной стороны» и «с другой стороны», и он закатил нуднейшую нотацию и привлек весь класс к обсуждению. С тех пор стоило ему только показаться, как начиналось всеобщее гуденье: «с одной стороны, с другой стороны». Вам взять компот?

— Нет, спасибо.

— Вот видите, как все ясно, что касается компота. Но если говорить серьезно, я думаю, вы любите искусство больше истории.

— Не знаю… может быть… Все так тесно связано: художник и время…

— Художник и время? — (Настоящий студенческий спор!) — В истории не раз бывали мелкие дрянные времена, но почему именно тогда жили и творили великие художники?

— Можно ли называть мелкими и дрянными времена, если тогда жили и творили великие художники?

— А вам идет спорить, — сказал Ильин. — Есть женщины, которые все теряют, едва только начинают говорить о чем-нибудь серьезном…

— Разве эпоха, в которую жил Рубенс, была знаменита только Рубенсом? — нетерпеливо спрашивала Лара.

Ильин засмеялся: