Читаем Прения сторон полностью

— Я? — Ильин был несколько смущен такой альтернативой. — В общем, да, конечно. До чего же ты на маму похожа, — повторил он.

— Все говорят… А это правда, что вы из Москвы?

— Да, правда.

— Мама была в Москве, и мне без нее было очень скучно. Эту книжку трогать нельзя!

В этот момент вошла Лара:

— Ради бога, смотрите, что вам нравится! Ох, Галка, Галка!..

— Но она совершенно права. Один мой приятель всегда говорит: «Только распивочно и ничего навынос».

— А вы собираете книги?

— Тысяча и одна подписка…

— Завидую!

— Вам ли говорить…

— Это еще дедовская библиотека. Он служил в Казенной палате, ночами изучал фарси, потом бросил палату и пошел работать на раскопки. Словом, чудил как только мог. Отец тоже не получил специального образования, но и для него Восток был всем. А вот это купила я, смотрите — «Санкт-Петербург, 1874», на русском языке, но замечательное понимание не только здешних обычаев, но и самой души народа.

— Лара! Ваши трубочки горят!

— Горят, горят, — весело подхватила Галка, и обе умчались.

Ильин рассматривал книги, рисованные рукописи на арабском языке, самодельно переплетенные. Для того чтобы работать в местном экскурсионном бюро, и сотой части всего этого было бы предостаточно.

Вбежала Галка и радостно сообщила:

— Все сгорело! Будем кушать торт!

За чаем Ильин шутливо подтрунивал над Ларой и весело жаловался, что вот в кои веки нацелился на восточные сладости, и тут не повезло. Ох уж эта экзотика! Снова он рассказал, как принял купеческую мечеть за старину, и на этот раз еще смешнее, чем у Азимовых, отполировав все детали. Особенно ярко получилась очередь за холодильниками. Лара смеялась до слез, а за ней и Галка, не понимая, в чем суть дела, прямо-таки валилась от смеха.

Ильин чувствовал, что «прошел» здесь. У него, кажется, был врожденный талант нравиться, его любили во всех кружках, которые складывались в школе, а потом в университете, да и в конторе. Ни к кому он никогда не подлаживался, случалось спорить — спорил, знали даже, что он «ершистый» и что «завести» его ничего не стоит. Но как-то так получалось, что он спорил, но не ссорился, «залезал в бутылку», но сам оттуда легко выскакивал и принципы свои отстаивал не угрюмо, не драматизируя. Может быть, потому, что умел быстро настраиваться на чужую волну. А ведь это ценится повсюду.

— Галка, спать! Спокойной ночи.

Девочка без всяких пререканий вытащила раскладушку и быстро улеглась.

— В нашей семье женщины все умеют делать, — рассказывала Лара. — Мужчины ненадежны. Бабка рано овдовела, да и мама… Ну, а меня, как вы, наверное, уже узнали, бросил муж. Азимовы, я думаю, поведали вам эту историю во всех подробностях…

— Да нет, что вы!

— Странно! Друзья наших друзей… В положении брошенной женщины есть всегда какая-то двусмысленность… — («Да, в небольшом городе злословие, наверное, действительно ужасно», — подумал Ильин.) — Ну, ладно, давайте откроем вино. Нравятся вам эти рюмки? Послушайте, как звенят… Они из России. Исламская культура вообще не знала рюмок, пророк завещал трезвость. А вот до ислама… Или вы тоже считаете, что до ислама ничего здесь не было?

— По правде сказать, я не очень силен в этих вопросах. А хотелось бы. Ваше здоровье! С того момента, как человек стал человеком, он стал интересоваться тем, что было раньше. Да и как изучать светлое будущее, если не сравнивать с темным прошлым?

— Не такое уж оно и темное!.. Знаете что, хотите, вместе поедем на раскопки? Завтра я выходная, а послезавтра еду туда с экскурсией. Археологи раскопали огромный город, может быть, бывшую столицу. Только чур не обращать внимания на всякие идиотские замечания и вопросы моих экскурсантов: а хиппи у селевкидов были? А гарем посещали по квадратно-гнездовому способу? А верно, что песенка «Пусть всегда будет солнце» заимствована у Заратустры?

— Милая Лара, я буду задавать вам точно такие же вопросы. Я — это они, или, если хотите, они — это я.

— Ладно, ладно, ешьте торт; где вы только такой вкусный достали? Сладкое — наше горе. Галка в меня…

— Ну, знаете, если пирожных боятся московские толстушки — оно понятно, но вам-то ничего не грозит!

— Это потому, что я много хожу. Мои экскурсанты еле дышат, а я еще и еще гоняю их по солнышку. Да еще и сержусь на них. Я злой человек.

— А хорошо бы и мне утром встать по холодку, осмотреться и рассердиться, — сказал Ильин. — Вот только не на кого…

— Моему мужу всегда казалось, что жизнь его обошла, и он сердился на всех подряд…

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза