Прения сторон

В НИИ государственные деньги были похищены с помощью лжесовместителей. Вы, милая Лара, вряд ли себе представляете, что это за странный и к тому же крайне доходный бизнес. Действительно, на первый взгляд все выглядит нереально. Чичиковым пахнет. Но это только на первый взгляд. Чичиков действовал как-то уж совсем без учета ОБХСС, а Калачик очень все рассчитал. Души должны быть живыми, не какая-нибудь там Елизавет Воробей или Максим Телятников, в рот не бравший хмельного, а вполне реальные Воробьевы и Телятниковы, к тому же крепко выпивающие, но умеющие и во хмелю держать язык за зубами. Расчет был на то, что рабочих рук у нас всегда не хватает и потому вполне естественно, что экспериментальный цех прибегает к помощи совместителей. На этих реально существующих, но не работающих Воробьевых, Петровых и Сидоровых не составляли специальных ведомостей, все они получали свою зарплату по тем же самым ведомостям, по которым получали зарплату и работающие совместители. Лжесовместители избирались по определенному принципу, чтобы обязательно, хоть немножечко, да плут, хоть не очень пьет, а выпивает порядочно, хоть не очень жаден, но легкий рубль не проворонит… Такому человеку говорили, что от него требуется. А требовалось от него немного: дважды в месяц расписываться в ведомости, а деньги носить Калачику, тот уже сам распределял, кому сколько. Попробуйте с ходу установить, что вокруг воруют, когда все ведомости правильно оформлены и повсюду подписи начальника цеха Сторицына: работа принята. Больше того, все расписано, какая у кого была работа, сколько заточено, высверлено, отшлифовано, отчеканено. В экспериментальном цехе НИИ работает много квалифицированных рабочих, которые затачивают, высверливают, шлифуют и чеканят, они получают по пятым числам зарплату, а по двадцатым — аванс, и с ними вместе в кассу идут те, которые ни разу не стояли за станком, спивки нашего общества, трутни и паразиты, пропойцы и всякое жулье, и расписываются, и трещат не своими деньгами, и несут половину, треть или две трети барину. И знаете — это жулье само никогда не проврется, и проверить эти ведомости с живыми душами невероятно трудно, и если такие ведомости, такое хищение вскрывается, то за этим обязательно стоит самоотверженный труд работников ОБХСС.

Лжесовместителей и все хищение придумал Калачик. Но знаете, с чего началось? Начальник цеха, тот самый Сторицын, который будет потом подписывать все ведомости, решил, что пора обставить свой кабинет как полагается. На это ему было отпущено не то двести, не то триста рублей. На эти деньги Калачиком был куплен старинный гарнитур, глубокие кресла, обтянутые кожей, вполне современный шкаф и даже холодильник-бар и чуть ли не гобелены на стену. Вы думаете, Калачик получил строгача? Ничуть, хотя непонятно, зачем весь этот купеческий пошиб, зачем начальнику экспериментального цеха НИИ кающаяся Магдалина на стене? «И все это за двести или триста рублей?» — спрашивали Сторицына. «Ну, знаете, хороший снабженец все может достать, тем более Магдалина не подлинник, а копия».

Сторицыну еще и завидовали: у него, видите ли, снабженец — сила! К примеру сказать, едет человек в командировку. Кто как размещается, но работники НИИ останавливались только в «Интуристе». Зачем далеко ходить, нужен был одному инженеру телефон, переехал он на новую квартиру, а в том районе не обещают в этой пятилетке. Да попросите Сторицына! А что такое? Да как же, у него там Калачик!

Для того чтобы обставить кабинет своего начальника, Калачик зачислил в цех каких-то двух своих знакомых, которые работать не работали… Ну, технику вы теперь знаете. За три месяца рассчитались и за бар, и за Магдалину. Четвертый месяц принес Калачику чистую прибыль: треть привлекаемым живым душам, треть себе и треть Сторицыну. На следующий месяц работало уже не трое, а семеро лжесовместителей, и с каждым месяцем их становилось все больше и больше, соответственно увеличивался и размер хищения.

Калачик говорил, что давно уже задумал «сокращение штатов», но две другие трети компании этому воспротивились. Не заставляю Вас верить моему подзащитному, но я верю ему. Верю, что ему хотелось остановить это беспроигрышное колесо: уж слишком долго оно вертелось. Хотелось покоя, пенсии, домика, двух-трех грядок ароматной клубники. Но никак было не остановиться!..

Он приходил домой усталый, в коммунальной квартире у них две комнаты, жили вместе с дочерью, держали канареек, любили попариться в баньке. О делах у него с Любовью Яковлевной никогда никаких разговоров не было. Разве что Аркадий Иванович посмотрит, посмотрит вокруг, да и скажет: «Ворують…» Что ворують-то? Да все, что плохо лежит, а лежит все плохо.