Преображения Мандельштама

Эхо прошлого – это о времени и о слухе, о путешествии во времени. Даже простой советский зоил Н. Оружейников, в общем и целом раскритиковав «Путешествие» как литературное кокетство (другой зоил, еще более враждебный, Розенталь, писал о «жеманстве»), все же заметил, что

«О. Мандельштама интересует не познание страны и ее людей, а прихотливая словесная вязь, позволяющая окунуться в самого себя»202.

Однако в начале 1931‐го Мандельштамы возвращаются в Москву.

В год тридцать первый от рожденья века
Я возвратился, нет – читай насильно
Был возвращен в буддийскую Москву.
А перед тем я все‐таки увидел
Библейской скатертью одетый Арарат
И двести дней провел в стране субботней…203

И здесь сравнение Армении и России, горного ландшафта с равниной. Армения названа «страной субботней», Арарат оделся «библейской скатертью», как перед празднованием субботы‐невесты: встреча с Арменией сравнивается со встречей субботы, что для каждого иудея именины сердца, а Москва – буддийская, то есть безжизненная, застывшая в безвременье, лишенная истории204 (для Мандельштама нет худшего проклятия, чем «буддизм», чем жизнь вне истории). И где Москва, там насилие и неволя.

В Москве черемухи да телефоны205

,И казнями там имениты дни.

А первые же слова после возвращения из Армении – о том, что он снова оглох, и страна субботняя только снится, и только цвета ее остались в памяти…

Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло,
Всех‐то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра.

2. Слух‐память‐стихи

Слух для Мандельштама – орган узнавания, памяти, восприятия времени. Время не пощупаешь, не увидишь, разве что можно услышать… Характерно, что и Бергсон, разрабатывая свою идею динамической непрерывности (длительности) и теорию памяти, прибегает в исследовании времени к слуховым метафорам (музыка). Слух, вообще, – датчик поэзии и ее вибраций: Мандельштам слышал «шум времени», Блок – «музыку революции». С точки зрения Бергсона, «понимать чужую речь… означает мысленно… восстанавливать ту непрерывность звуков, которую воспринимает ухо»206.

Слух, как орган восприятия памяти и времени – давняя иудейская традиция. Господь, отец и хозяин времени (в некоторых источниках – «Глава дней»), познается слухом, ибо Он – голос, и не просто, а «голос тонкой тишины». Сказано пророку Илье: «Выйди, встань на горе перед лицом Господним; и вот, ветер раздирающий горы и сокрушающий скалы, но не в ветре Господь; после ветра – землетрясение; но не в землетрясении Господь; после землетрясения – огонь, но не в огне Господь; после огня – голос тонкой тишины, и там Господь»207. Упор на голос и слух – важнейшая часть «поэтической философии» Мандельштама: «Я один в России работаю с голоса». Поэтическая речь —

голос памяти, голос целого, и даже зрение преображается у поэта в голос и слух208. У Данте он заимствует образ «губастых глаз»:

Дант, когда ему нужно, называет веки глазными губами209.

Губы, как орудия поэтического голоса. Алигьери «пел… утомленными губами», а в последних стихах, когда музыку слова уже «и в слова языком не продвинуть, и губами ее не размять»210, Мандельштам приравнивает молчание губ к убийству: «И свои‐то мне губы не любы – и убийство на том же корню…».

И «профессорская зоркость» Вергилия, проводника Данте в потустороннем мире памяти, – возможность провидеть как прошлое, так и будущее.

3. Армения, Московия и Ветхий Завет

В «Канцоне», противопоставляя время – пространству, «край небритых гор» – «краю гипербореев», желтый цвет – красному, Мандельштам разводит по разные стороны свой мир времени‐памяти‐слуха и Россию‐пространство. В 1937‐ом, он напишет:

О, этот медленный, одышливый простор! —
Я им насыщен до отказа…
Повязку бы на оба глаза!

Эту бескрайнюю землю («измеряй меня край, перекраивай»211) он называет «прикрепленной», т.е. он прикреплен к ней, как крепостной, и молит о том, чтобы с ней «развязаться»: «Помоги, развяжи, раздели»212. Он бежит от этих просторов, мечтая услышать, как растут деревья, меняется мир:

Я б слышал под корой текучих древесин
Ход кольцеванья волокнистый…213

А русские равнины «убиты»214.

И все растет вопрос: куда они, откуда
И не ползет ли медленно по ним…
Народов будущих Иуда?215