Преобразователь

Анна закинула ногу за ногу, обнажив стройную загорелую щиколотку, и откинулась на спинку стула.

— И что же ты хочешь поведать мне, велеречивый ты мой?

— О королях и капусте, сургуче и печатях, крысах и Преобразователе…

При последних словах Анна моргнула роскошными ресницами:

— О чем, о чем? — переспросила она с невинным видом.

— О крысах и преобразователе, — громко повторил я тоном нервного внучка, пересказывающего выпуск вечерних новостей глухонемой бабушке.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Если я правильно уяснил, то мой папа придумал препарат, способный влиять на мутации крыс-оборотней в обе стороны, а моя мама-крыса родила меня от папы-человека, что само собой уже является нонсенсом.

— ?

— Собственно, ничего нового, — ответил я на ее немой вопрос. — Но хотелось бы ясности.

— А что тебе еще не ясно? — голос Анны прозвучал как-то странно, будто куда-то поплыл. Она тянула гласные, внимательно глядя мне в глаза. Привычные слова исчезли, заменившись образами, которые будто сами собой рождались в голове, заменяя человеческую речь. Но я ее понимал. Знакомые человеческому уху звуки и вовсе исчезли из ее подобного свисту пения. Из горла Анны лились звуки, похожие на те, что я где-то совсем недавно то ли слышал, то ли… Перед моими глазами возникла поднятая ко мне мордочка здоровенной крысы, измазанная в крови… самка, взбирающаяся по моей ноге… Не так ли я сам недавно разговаривал? Я не отводил взгляда от широко распахнутых черных глаз Анны и сообразил, что подпадаю под странное воздействие, под некоторую суггестию, что ли. Вот уже холодный пот бисеринками выступил у меня на висках, а я все слушаю ее зов и непонятные картины возникают в моем мозгу. Что она хочет мне сказать, что я должен увидеть? Мне хотелось услышать, понять, последовать за ней, потому что не следовать было невозможно… Я даже не удивился тому, что пропали окружавшие меня запахи. Мое обоняние, мое чуткое обоняние куда-то пропало. Оно не испортилось, не смазалось: я утратил его. Время улетучилось тоже, но улетучилось не так, как недавно на рынке, когда весь мир превратился в немое кино. В лицо вдруг повеяло весенней свежестью, и давно забытое чувство счастливого восторга стеснило мне грудь. Я будто вернулся в далекое детство, и чистая радость от собственного бытия захлестывала меня, вызывая слезы. Я вернулся, я смог, я победил! Ненужное человеческое тело мешало, отделяя меня от мира полного красок, звуков и запахов. Там, за незримой преградой, не было ни законов, ни боли, ни принуждения. Там не было выгоды и утрат, бессилия и разочарования. Я потянулся туда, но тугая петля боли захлестнула горло, ударив по взвинченным нервам…

Уж не знаю, кому сказать спасибо, только где-то в глубине, в самом дальнем подвале моего «Я» вдруг что-то щелкнуло и в то же мгновение я словно увидел себя со стороны. И что самое удивительное: я, оказывается, не просто как дурак пялился Анне в глаза, но и еще что-то умудрялся попискивать ей в ответ. Это и взбесило меня окончательно. Я схватил чашку и выплеснул остатки кофе прямо в лицо женщине. Она вскрикнула и, отшатнувшись, прижала руки к лицу.

Преодолевая отвратительную дрожь в руках и коленях, я откинулся на спинку стула и попытался закурить. Треклятый пот снова заливал мне лицо, и я отер его рукой.

— Что это было? — спросил я, едва ворочая языком. Ощущение было такое, будто мне в десны вкололи пару-тройку кубиков лидокаина. Я не чувствовал ни языка, ни губ, ни щек. Мышцы лица будто одеревенели. Из глаз моих катились слезы, но я их тоже не ощущал.

Анна подошла к раковине и старательно умыла лицо. Надо же! Судя по тому, что потеков туши и помады я не обнаружил, она была даже не накрашена. Потрясающая женщина!

— Это был зов, — сказала она, вытирая лицо полотенцем. — Мне кажется, ты и сам догадался. Разве не так ты созвал крыс на погром сегодня на рынке?

— Но откуда ты…

— Знаю, что в погроме виноват ты? Или умею звать? Можно подумать, ты не знаешь ответы на эти вопросы! Я крысолов, Сережа, а ты сверхкрыса. Uberrattus — пользуясь терминологией Ницше. Мы тебя вывели. Или ты сам вывелся, — Анна тряхнула волосами и взяла со стола портсигар. — Я вообще склонна доверять мифологии. Не зря мифы народов мира просто в один голос твердят о способностях всякой нечисти к самовыведению, саморазмножению и вездесущести. Как там у греков? Куда падали капли крови Горгоны Медузы, там рождались змеи, ехидны и скорпионы…

— Ну, Ань, помилосердствуй. Ты все притягиваешь за уши. Крысы-то тут причем?

— А-а, вы еще хуже! — она уж как-то совсем безнадежно махнула рукой в мою сторону. На лице ее не было того омерзения, что я уловил у Эдички. Там была скорее привычная усталость и… печаль, что ли.