Преобразователь

Выкрашенные в голубой цвет будки, крытые ржавыми листами железа, чередовались с подпертыми досками, заваливающимися набок хижинами, на чьих порогах сидели на корточках женщины, все до единой напоминающие старух. Мимо них прямо по улице бежала в неглубокой канавке вода, желтая от глины и нечистот. Удушающая влажная жара немедленно окутала меня липким покрывалом, и даже пронзительные вопли бритых наголо, одетых только в рваные штаны мальчишек прорывались ко мне словно сквозь вату. Я представил себе, что должен буду провести среди этих пахнувших бараниной, луком и чесноком людей несколько часов, и мне нестерпимо захотелось сбежать обратно в номер. Нет, не то чтобы я так плохо переношу неделикатные запахи, просто все это было нестерпимо чужим и невозможно ненужным.

Но цыганенок по-прежнему цепко держал меня за руку и по-прежнему тащил за собой. И вот мы уже миновали какую-то деревянную дверцу в высоком, обмазанном глиной заборе и оказались внутри вытоптанного, как армейский плац, двора, в центре которого росла старая и кривая чинара, смахивающая на козлиную ногу. Вокруг чинары на белесых от пыли коврах сидели мужчины, одетые по последнему слову российских фильмов, и на чьих лицах не выражалось ничего кроме дикого желания брать все, что плохо лежит.

Они как по команде повернули ко мне бритые и косматые головы и дружно воззрились на меня колючими черными глазами. Цыганенок еще раз страстно дернул меня за рукав и что-то затараторил на гогочущем и рэкающем наречии. Воспользовавшись ситуацией, я осторожно освободил свой рукав и мило улыбнулся. Боялся ли я их? Да ни фига не боялся. В какой-то момент этих бесконечных шатаний под палящим солнцем в удушающей липкой жаре страх покинул меня, сменившись здоровым чувством презрительного пофигизма. Происходящее отделилось от меня и стало похоже на фильм. К тому же я окончательно осознал, что не люблю людей. Было ли это новым доказательством моей крысиной сущности или примитивной идиосинкразией?

Тем временем один из мужчин поднялся и указал мне на место рядом с ними.

— Садись, гостем будешь, — произнес он ритуальную фразу, и я, подтянув джинсы на коленках и оставив пыльные ботинки возле помоста, приземлился на ковры рядом с почтенной компанией.

— Как дорога? Как ехали? Как родные? — традиционные вопросы сквозь призму акцента и мутного от зноя воздуха казались чудны́ми и бессмысленными. Мне подали крошечную синюю пиалу с глотком зеленого чая. Чем меньше пиала и ничтожнее количество влаги в ней — тем больше уважение к гостю. Хозяин будет то и дело наполнять ее, демонстрируя к вам уважение.

Я догадался, что я почетный гость, а не жертва киднепинга, и еще более щедро улыбнулся.

— Мать похоронил два года назад, — я опустил голову. — А отец…

— Да, да. Твой отец был уважаемый человек, и ты должен отомстить за его смерть. — Только шакалы убивают мужчину, боясь посмотреть ему в глаза.

— Хорошо, что ты приехал. Ты найдешь обидчика, а мы поможем тебе.

И мужчины согласно закивали.

— Я Ахмет. Моя сестра была женой твоего отца, — вдруг сказал один из мужчин, выделявшийся среди бритоголовых соплеменников буйной шевелюрой. — Твой отец оказал ей уважение, заплатил калым, какого не помнят в этом городе. Умирая, она просила нас помогать ему. Он был нам как старший брат, он помог табору, и нам стыдно, что его убили, а мы до сих пор не нашли обидчика.

— Мы знаем, — заговорил другой, лысый мужик лет сорока с таким носом и такими глазами, что мне стало страшно, — что Гильдия не трогала твоего отца. И твои сородичи не хотели его смерти. Он был очень-очень уважаемый человек. И сын такого человека будет сыном для нас. Наш отец тоже умер, но смерть его была честной: он умер от старости в своей постели, окруженный сыновьями и внуками. Но, умирая, он велел нам хранить честь рода и завещал нам долг твоему отцу. Мы хорошие сыновья, и мы отдаем долги.

— Ты пришел за тем, что твой отец оставил для тебя. Эй, Аслан, принеси пакет сюда.

Один из мужчин, по виду самый младший, поднялся и прошел в дом. Все замолчали, и только Ахмет подлил мне зеленого чая, который после употребления немедленно выделялся из меня и аккуратными ручейками стекал по спине между лопаток.

Мы сидели, синее небо куполом мечети, опрокинутое над нами, было недвижно, воздух не шевелился, и даже пыль на дворе застыла барханчиками. Громко скрипнула дверь, и во двор вышел Аслан, неся в руке предмет, завернутый в полиэтиленовый пакет.