Преодоление

– Но вот отдать тело царя Василия не годится! – сказал Радзивилл. – Мы славу себе завоевали вековую, что московский царь и брат его лежат у нас в Польше… Погребены же они честно! Над ними устроена каменная каплица!

Князь Алексей понял по тону сказанного, что это не отказ. Отказ сразу прозвучал бы резко. Сказано это было больше для важности дела, а заодно и об услуге.

Михаил Данилов переглянулся с князем Алексеем. Вчера вечером, проигрывая возможные варианты этого разговора, он подсказал князю Алексею, что если паны упомянут в разговоре о царе Василии и князя Дмитрия вместе, то, значит, дело сделано… И сразу надо хлопотать о выдаче всех тел, а не так, как расписано в наказе… «Сигизмунда нет! Жолкевского тоже! – рассуждая вслух, старался он поставить себя на место того же Владислава. – На Москве сидит новый царь Михаил Романов!.. Зачем цепляться за какие-то мёртвые тела?..»

– Тело царя Василия уже мёртво, – начал объяснять позицию Москвы князь Алексей. – Прибыли от него никакой… Тем более от тела его брата, князя Дмитрия. Да и не пристало выкупать мёртвые тела! К тому же установлен вечный мир между Польшей и Москвой!

– Мы вам за то добрые поминки дадим, – вступил в разговор Данилов, которому князь Алексей подал знак, что теперь твой черёд как дьяка Разрядного приказа. – Тебе, пан Яков Задзик, десять сороковок соболей… И вам, господа! – обратился он к Радзивиллу и Гонсевскому. – Тоже немалые поминки будут! Да и сенаторам и королевским ближним припасены! За это благое, угодное нашим обоим государям дело!

Князь Алексей, заметив удовлетворение на лицах панов от разговора, поблагодарил их, как бы за уже выполненную просьбу. Любезно простившись с ними, он велел Проестеву проводить с честью высоких гостей.

– Ух-х! Ну, кажется, и это дело уладили! – весёлыми глазами глянул он на думного дьяка.

Они стали обсуждать процедуру передачи тел Шуйских им на руки. В это время, когда они уже собрались было идти к столу, прежде чем отправиться во дворец, на вечерний приём у короля и спектакль «Юдиф», комнатный холоп сообщил, что приехал кто-то от короля.

– Проводи сюда! – встревожился, велел князь Алексей холопу.

В палату к ним в сопровождении холопа вошёл размашистой уверенной походкой высокий господин, моложаво выглядевший, подтянутый, сильный, хотя уже и в годах… Адам Казановский – человек, близкий королю Владиславу…

Князь Алексей любезно поздоровался с новым гостем. Он догадался, что слух о богатых поминках, обещанных ими вот только что предыдущим гостям, уже разошёлся кругами…

И он не упустил этот случай: повторил просьбу царя Михаила о телах Шуйских, посулил добрые поминки.

Адам, обещав поговорить о деле Шуйских с королём, уехал.

– Теперь можно и в театр! Хм! – хитро усмехнулся князь Алексей. – Терпи, Степан! – сказал он Проестеву. – Ты в послах! Узнаешь, что такое театр! Не то жизнь проживёшь – и ничего не увидишь!

Вечером, сидя в королевской ложе на просмотре комедии, Степан Проестев, разинув рот, взирал на сцену, на разворачивающееся действие…

Рядом сидели Владислав с Адамом Казановским. Изредка король бросал внимательные взгляды на послов: на князя Алексея, Проестева, Данилова…

Только за одно удовольствие видеть лица их, москалей, в восторге от их непосредственности, с какой они дивились вот этой новизной, театром, он готов был отдать им тела Шуйских… Об этой просьбе ему уже сообщил Адам, да и тот же канцлер.

* * *

Послы получили разрешение. Не откладывая, князь Алексей вызвал к себе королевского шатёрничего и будовничего[75], наблюдению которых была поручена каплица. С ними явился и писарь коронного канцлера – пан Альбрехт Гижицкий.

– Пан Максимилиан! – представился шатёрничий.

Будовничий назвался паном Николаем.

Князь Алексей показал им высочайшее разрешение: взять и вывести в Москву тела Шуйских.

– Господа, прошу исполнить поручение его величества! – сказал он. – С нашей стороны будут присутствовать при вскрытии захоронения думный дьяк Михаил Данилов и дьяк Иван Переносов! – представил он тех.

Захватив с собой шестерых посольских дворян, Данилов и Переносов отправились к каплице с представителями польской стороны.

Каплица стояла за городской чертой, на окраине Краковского предместья, при выезде из него. Место было открытое, мало застроенное, близ подгородного летнего дворца Сигизмунда в Уяздове, при большой дороге к Кракову и далее к западной европейской границе Польши. Здание оказалось каменное, круглой формы, высокое, в несколько ярусов, с окнами и пролетами в них, с куполообразной вершиной и шпицем. Над входной дверью, снаружи, красовалась мраморная плита с вырезанной на ней по латыни и покрытой золотом надписью: «Во славу Иисуса Христа, Сына Божия, Царя царей, Бога воинствующего Сигизмунд, король польский и шведский,…»

Пан Николай, щелкнув ключом, открыл большой висячий замок на двери каплицы. Его спутники потянули на себя дверь.

Та заскрипела ржавыми петлями, хотя и было заметно, что каплицу подновляли, и недавно, похоже, к приезду их, посольства из Москвы.