Преодоление

Но опять-таки, нам ничего не известно, что творится на иных уровнях. Может, там тоже гоняют по Синим Полям на подобных привидениях, но… допустим, найденные вимлачи не работают. Или ещё некая несуразица случается, оставляющая людей на каторге, невзирая даже на их кровно заработанный десяток груанов. Ведь в любом случае гаузам невыгодно, если люди быстро будут отсюда выбираться, становясь Светозарными. Как утверждают ветераны, наверх уходит «чужих» груанов раз в шесть больше, чем в патронташах каторжан, добившихся освобождения. Так что высшая цивилизация обязательно пакостные ограничения введёт, лишь бы люди именно здесь жили до самой смерти.

Но пауза кончилась. Никто больше Неждана в таком порыве не поддержал.

И следовало срочно продолжить, пока атмосфера висела доброжелательная и доверительная. Вот я и вспомнил про одну историю, как раз недавнюю и со мной происшедшую:

– Никогда и никому не известно, что ждёт его в будущем. Так и выйдя отсюда, люди сильно преображаются, становятся совершенно иными, если не сказать странными. Многие Светозарные живут в Набатной Любви скрытно, тая свою прежнюю историю, меняя имена и не общаясь больше со своими родственниками. Почему так? Что с ними происходит?

Тимофей Красавчик кивнул в сторону Ольшина:

– По словам очевидцев, человек, насобиравший десятый груан и вложивший его в кармашек своего пояса, меняется чуть ли не сразу. Он моментально забывает о своих товарищах и стремится быстрее покинуть Дно, оставляя здесь всех и вся.

– Точно, – подтвердил Мастер. – Сам видел, как наш академик изменился. Держа в руке последний груан, говорил одно, а как стал Светозарным – его словно подменили.

– Надо было его оглушить, а потом пояс снять! – слишком уж кровожадно и злобно прошипела Журба Бланш. – Как бы он тогда уйти сумел?

Тут же отозвался Ратибор Палка, тыкая в женщину, подобную цыганке, указательным пальцем:

– Все, кто пытался совершить подобное, – погибали. Причём от рук самого Светозарного. Потому что его в тот момент ни убить, ни даже ранить не получается. А сам он буквально голыми руками начинает разрывать тех, кто пытается его остановить или хотя бы помешать целенаправленному движению.

– Вот видите? – задал я вопрос, на который и не ждал ответа. – Не всё счастье там, где нам кажется издалека. Возможно, люди сами превращаются в монстров, опасных, асоциальных и безжалостных, и поэтому не стоит ли порадоваться людям, которые пусть и на Дне, но остаются людьми?

– Нет уж, нет уж! – опять прошипела Журба. – Мне в любом случае наверху было бы лучше.

– Чем? Если и тут человека гнетёт зависть, то и наверху эта зависть только усилится. Вот вам пример: я рисовал картины, уже сидя в тюрьме за мелкий проступок. Но и там меня отыскал один художник, решивший меня убить за лучшие умения в живописи. А ведь он был Светозарный! Вдумайтесь в это! Имел силы, достаточные для убийства валуха, ни в чём не нуждался, жил в роскоши и довольстве, а всё равно пришёл мне мстить… – сделав паузу и видя, как все с затаённым дыханием ждут продолжения, не стал их разочаровывать: – Ну а дальше завязалась драка, в которой я этого козла и убил. И не жалею о своём поступке… хотя и попал за это на Дно. Вот так-то, дамы и господа! Так что будем думать все вместе и постараемся хоть как-то, хоть что-нибудь улучшить для тех, кто остаётся. А пока остаётся хоть маленькая надежда, давайте не будем ссориться, не будем нарушать устав и необходимую дисциплину, а будем относиться друг к дружке с максимальной доброжелательностью.

После чего без всякой паузы продолжил разговор, развернувшись всем корпусом к мадам Бланш. Хотя в душе понимал, что в любом случае придётся с ней о некоторых вещах переговорить сугубо наедине. Но то позже, а сейчас следовало её хоть чем угодно озаботить:

– Вот ты, Журба, скажи откровенно, отыскала ты себе дело по душе?

Её чёрные глаза блеснули недоумением и подозрительностью:

– Миха, ты о чём?

– Ну вот, к примеру, есть люди, которые умеют делать нечто особенное, интересное, уникальное. Или там музыку сочинять умеют, стихи писать, картины рисовать. Вот что ты умеешь?

– Стихи?.. Ха! Скажешь такое! Я что, на полную дуру смахиваю?

– Это ты зря! Поэты и поэтессы – особо уважаемые в любом коллективе люди! – моё заявление прозвучало при молчаливом одобрении и многочисленных кивках. – Даже здесь, на Дне, и даже бывшим рабыням требуется красивый слог, дивная рифма и прекрасные музыкальные строфы. Вон как у нас интересно и с восторгом восприняли конкурсы во время свадьбы Неждана и Франи. До сих пор приятно вспомнить. А?

Тут уже все голосом и краткими восклицаниями стали выражать свой восторг по поводу пения, танцев и весёлых историй. От этого Журба растерялась ещё больше:

– Так я… не пишу стихи…

– Необязательно стихи. Можно ведь заниматься любимым делом, увлекаться хобби, – рассуждал я. – Вот что тебе нравилось в юности делать больше всего?

Неожиданно озлобленное выражение на лице женщины стало мягко сменяться на более расслабленное и умиротворённое, и она призналась еле слышным шёпотом: