Преодоление

Пробежав размякший аэродром, штурмовик нехотя оторвался от земли. Но оказавшись в воздухе, машина как бы обрадовалась полученной свободе и рывком устремилась вперед, быстро набирая скорость. Убрав шасси и закрылки, Сохатый обратился к стрелку:

- Ремизов, как у Тебя за хвостом?

- В норме, командир! Взлетали, как на гидросамолете.

- Лиха беда начало. Взлетят и остальные, только распашут аэродром колесами, словно плугом. Но тут ничего не поделаешь: обстановка вынуждает...

"Ил" шел на высоте сто пятьдесят метров над землей, сбрасывающей с себя последний налет безликой утренней серости. На колене у Ивана лежала полетная карта, на которой красным карандашом была выделана из общего фона дорога, упирающаяся в кружок с буквой "Т" - место следующей посадки полка. Сорок сантиметров карты вбирали в себя сто десять километров дороги для движения на колесах и восемьдесят для перебазирования самолетов по воздуху. Всего двадцать - двадцать пять минут перелета. Но как они были важны! Перелетев на передовые аэродромы, штурмовики и бомбардировщики могли надежней преградить пути или задержать выдвижение резервов врага к правому берегу Днепра. Эти сорок сантиметров карты, неся в себе версты фронтовых дорог и сутки переходов, виделись Сохатому гигантскими цифрами. Он хорошо понимал, что значит для командующего фронтом или танковой армией возможность увидеть врага на сто километров дальше, не дать закрепиться ему на рубеже, к которому наступающие танки и пехота пробьются через три или пять суток кровопролитных боев. Ударить без напряженных командирских дум о зыбкости успеха предстоящего форсирования водной преграды, без восстановления взорванных мостов и преодоления минных полей, без маршей-бросков, когда у солдат от напряжения не хватает дыхания, а подвезти их к полю боя не на чем. Пусть только сто авиационных километров. И все равно это чертовски много! Конечно, эти сто километров тоже не прогулка с оркестром над территорией врага - это тоже и бои, и кровь, и чья-то смерть. Но как бы там ни было, летчикам забор из огня не выстроишь, сетью самолеты не поймаешь, и Днепр для них не препятствие. Штурмовики увидят врага, а увидев, - ударят по нему - яростно, разяще.

...Дорога подходила к концу. По молочным зигзагам тумана над водой Иван издали нашел долинку реки Орель. Приметил на ее берегу спрятавшуюся в садах деревеньку. Невдалеке от нее нашел и ярко-зеленый выпас - цель своего разведывательного полета. Но в мыслях спокойствия не было: автомашин команд БАО на дороге не нашел. "Неужели просмотрел? Если так, то заново искать надо. Другого выхода нет".

Через полминуты, накренившись на крыло, "Ил" выписывал в небе большой круг - летчик и стрелок рассматривали очередной полковой аэродром, искали затерявшиеся команды, очень надеясь, что они уже на месте.

Оказывается, их ждали. Самолет не сделал над полем и трех кругов, как на зелень травы снеговыми полотнищами уже легло посадочное "Т", а в небо взвились друг за другом три зеленые ракеты - разрешение на посадку и доклад о готовности к приему.

- Ремизов, две зеленые ракеты.

В задней кабине хлопнули негромкие выстрелы...

Пока все: сигналы приняты и поняты. Земля доложила: "Команды на месте, готовы к работе". Действия Сохатого тоже предельно ясны: "Сейчас прилетят!"

Курс - обратно.

...Под лучами медно-красного солнца земля запарила ночной влагой. В воздухе стали появляться хлопья тумана, быстро превращающиеся в сплошную белую пену.

Сохатый набрал пятьсот метров. Осмотрелся. Кругом, насколько хватало взгляда, расстилалась гладь леденяще спокойной, блестящей под солнечными лучами белой пустыни.

"Красиво, но совсем не вовремя, - подумал он. - Горючего самое большое на час. А как пробить эту белую завесу?.."

- Ремизов, как самочувствие?

- Пока хорошее. Только как сядем, командир?

- Если б знал, сейчас мы с тобой песню спели... Красотища в небе. А у земли сейчас промозглая сырость и серый мрак. Птички, наверное, на ветках сидят нахохлившись, как в дождливый день.

- Командир, это лирика. Наша пташечка погоды ждать не может и сиднем не отсидится, ее еще сначала посадить надо.

- Умный ты человек, Петя. Критикуешь хорошо, а предложений деловых не слышу. Сейчас должен быть аэродром, запрошу у земли погоду.

Сохатый переключился на рацию и нажал кнопку передатчика:

- "Ромашка", я - триста двенадцатый, прошу вашу погоду! - Подождал, послушал тишину в эфире, перевел рычаг абонентского аппарата на Ремизова. Ответа нет! Молчат. Что ж, будем нырять в молочное море на глубину до пятидесяти метров. Смотри вниз, прямо под самолет. Увидишь землю - скажешь.

- Хорошо, командир!

- Разворачиваю "Ил", как мне кажется, на аэродром, шасси выпускаю. Снижаемся.