Преодоление

– Да, Владимир Александрович, – сказал Саня, зримо представляя гигантскую пирамиду из чистого золота, по крупицам добытого рабочими, инженерами, конструкторами, учеными, врачами, методистами, испытателями, психологами, кулинарами – всей страной – пирамиду, на вершине которой, как последнее звено, завершающее титанические усилия масс, стоит фигура летчика-космонавта, облаченного в скафандр. «Что есть этот маленький человек в сравнении с бесчисленной армией людей, работающих на него? – спрашивал себя Сергеев. – Что есть он в сравнении со страной?» Ничто. Он лишь венчает вершину пирамиды, он вечный должник своего народа; он весь принадлежит прошлым, нынешним и грядущим поколениям, несет ответственность за успех порученного дела; его личная, незримая связь с вечностью многократно приумножена миллионами других связей, усилена ими до реально ощутимых, словно земляне начала восьмидесятых годов двадцатого столетия пытаются через него, человека в скафандре, передать в следующий век все самое лучшее, самое высокое и достойное, что имеют. – Да, – повторил он, чувствуя, как волнение, охватившее его, нарастает. – Я понимаю, Владимир Александрович. Хорошо понимаю.

Генерал кивнул.

– Тогда не будем тратить время на прояснение азбучных истин, Александр Андреевич, – времени и так нет. Роберт Иванович обстоятельно изложил мне точку зрения о случившемся. Рапорты спасателей, заключение профессора Хмырьева я изучил также. Теперь, если не возражаете, хотел бы слышать ваше мнение. Беспристрастное. Как Командира экипажа. Как друга Алексея. Как молодого коммуниста. Чтобы принять правильное решение, мне необходимо знать все. Абсолютно все, и немного больше. В чем, по-вашему, скрытая причина такого неожиданного для всех срыва потенциально здорового человека?

– Я много над этим думал, – Саня провел шершавым, непослушным языком по пересохшим губам. – И там, в пустыне, и в госпитале, и сегодня… Окончательный вывод может показаться неожиданным, даже… смешным… Вы, пожалуйста…

– Нет, нет, – строго ответил генерал. – Я весь внимание.

– Я не знаю даже…

– Давайте прямо. В той формулировке, к которой пришли в результате размышлений.

– В общем… Лешку надо… женить! – собравшись с духом и понимая, как странно произнесенная фраза звучит в этом кабинете, выпалил Саня.

– Ах, вот оно что, – задумчиво протянул Железнов. – Действительно, гениальное всегда просто… Женить? – переспросил с едва заметным сомнением.

– Да. И все прошлые и будущие болячки как рукой снимет! – испытывая явное облегчение, подтвердил Сергеев. – Моя бабушка говорила: угадать в женитьбе – это выиграть или проиграть в жизни. Построить или исковеркать собственную судьбу. Воскреснуть или умереть. Искус – она любила это слово – в одиночестве страшнее, чем вдвоем.

– Ваша бабушка, Александр Андреевич, была мудрой женщиной, – с почтительностью произнес генерал и, сделав небольшую паузу, словно отдавая молчанием дань ушедшим, улыбнулся: – За вас, Сергеев, я абсолютно спокоен в житейском плане – имел удовольствие говорить утром с Натальей Васильевной… Но Алексей? У него есть избранница?

– Избранница есть, – подтвердил Саня. – Но, понимаете, они знакомы уже два года, а финала пока не видно. Вмешиваться в такие дела неудобно, Леша же, особенно в последнее время, не очень делился. Да и обстановка не располагала, – он вспомнил море, прыжки с парашютом, пустыню.

– Да, в таких вопросах каждый должен решать сам, – согласился Железнов. – Но кто же эта девушка, из-за которой или без которой насквозь просвеченный медициной мужчина попадает в госпиталь? Может быть, она сумеет нам помочь? Если, конечно, ваша версия правильна.

– Вы ее знаете, Владимир Александрович. Каждый год в госпитале встречаетесь, когда на плановое обследование ложитесь.

– Вероника?! – быстро, с какой-то неудержимой печалью сказал Железнов. – Вероника из барокамеры. Я правильно вычислил?

– Абсолютно, – растерянно произнес Саня, начиная о чем-то догадываться…

– А вы поинтересовались, сколько лет девушке? Может, ваш осчастливленный влюбленный спросил ее об этом?

– Ну, ей двадцать три-двадцать четыре, – неуверенно предположил Саня. – Но выглядит совсем юной.

– Двадцать три-двадцать четыре, – передразнил Железнов. – Тридцать пять лет и взрослая, на выданье, дочь!

– Тридцать пять?! Но как же… Она говорила, что молодой специалист… Сразу после института…

– И про «обет Вероники» не знаешь? – с неподдельным изумлением смотрел на него собеседник.

– Созвездие Вероники знаю. Про волосы Вероники… знаю. А про обет… про обет ничего не знаю.

– Да вас не то что в космос, вас… к проходной городка подпускать нельзя! – рассвирепел хозяин кабинета. – Мальчишки! Сопляки! Сотни людей подняты на ноги! Со-о-тни!.. Ладно, – сказал Железнов. – Забыли. Погорячился. Извини.

– Я понимаю, Владимир Александрович. На Алексея завязаны десятки предприятий, КБ, тысячи людей… А мы ничего не знали.

– Что ж, это горько. Но еще горше, если этот роман привел к таким последствиям. Ведь Алексею, возможно, придется проститься с отрядом.

– Как… проститься?