Преодоление

Наташа накрыла своей теплой ладошкой его стиснутые пальцы и, печально вздохнув, ушла, плотно затворив за собой дверь. А Сане вдруг стало жаль себя и того, что в нем высохли, иссякли прекрасные слова, которых, казалось, хватит на десять жизней; испытывая тоскливое одиночество, полнейшую беспомощность, он вспомнил надежных товарищей, прощание на вокзале и увидел, что чужое, незнакомое лицо в окне начало оттаивать от недавней окаменелости… «Брось, не переживай! – весело говорил Дима. – Судьба нам дает возможность остановиться, оглянуться, привести мысли в порядок. Я рад отпуску». «Что бы ни случилось, ребята, – еще бледный, усталый Леша обнял их, привлек к себе, – что бы ни случилось, дружба все равно остается». Так, обнявшись, они долго стояли на перроне, словно прощаясь на целую вечность: Леша улетал в санаторий, Дима оставался в Москве и страстно мечтал довести до ума свой черный ящик, Саня, отказавшись от путевок, ехал в Ленинград, к маме; из всех троих Сергеев был в самом незавидном положении: знал, не вынесет вынужденного, приказного безделья, мучительной неопределенности, мысленно он снова и снова возвращался в Центр, где шла напряженная работа, где для других – не для него – впереди уже маячила финишная ленточка, а они вот оказались не у дел, за бортом, и надо стиснуть зубы и ждать, ждать, ждать и верить, как говорил Кузнецов, что все самое лучшее – впереди. Но как верить, если будущее покрыто мраком неизвестности, если даже он, Командир, не знает, по какой программе экипаж станет работать после возвращения? Если нет реальной перспективы и однозначности? Терзаясь сомнениями, он подумал тогда о собственной ограниченности, о том, что у ребят, помимо главного, есть какие-то увлечения, хобби: черный ящик заполнит Димычу весь отпуск, Лешу спасут гитара и песни, а у него, майора доблестных ВВС, кроме основного дела, которому посвятил жизнь, кроме космоса, ничего нет, и надо бы придумать посильное занятие для досуга – коллекционировать спичечные коробки, марки, монеты или, на худой конец, убивать время за чеканкой…

«К профессору Гозыреву зайди! – крикнул Дима, когда поезд тронулся. – Говорят, старик разрабатывает сейчас сумасшедшие идеи! Это интересно! Зайдешь?» Но Саня, находясь во власти тягостных своих чувств, только махнул рукой и направился в вагон.

А теперь вспомнил, вспомнил последние слова друга, и ночной разговор в пустыне, и интеллигентного седовласого старичка-профессора, владеющего тайной несгибаемого мужества, и его глаза – мудрые, живые, добрые, и то, будто Наташа знает, почему так безжалостно с ним обошлась жизнь, а он этого никак осмыслить не может. Что-то похожее на любопытство шевельнулось в нем, Саня с недоверием прислушался к самому себе… Разжав занемевшие пальцы, пошел в купе.

– Наташа! – он присел на край дивана. – Ты…

– Молчи, молчи. Чувствую: самая замечательная женщина планеты Земля. Солнечной системы. Галактики… Ты знаешь, Саня, зачем мы едем в Ленинград? – спросила неожиданно.

– В отпуск. К маме.

– Конечно, к маме. Но еще я хочу познакомить тебя с одним удивительным человеком. Ты его видел однажды мельком.

– Гозырев! – почти закричал Саня, поражаясь переплетению человеческих судеб. – Профессор Гозырев Николай Александрович! Астроном Гозырев. Прекрасный, гениальный старик.

– Да, Гозырев, – ничуть не удивляясь, сказала жена. – Пришло время. Ты очень повзрослел и сумеешь его понять.

– Наташа!

– Я не в обидном смысле, родной. Люди, в большинстве своем, понимают только то, что хотят понять, что им нужно, на что настроены изнутри. И слушают тех, кто нужен. И читают то, в чем испытывают потребность. А если нет внутренней потребности, необходимости, нет и интереса, осмысления сложных проблем, явлений. И два года назад тебе, кроме самолетов, ничего не снилось.

– Снилось, милая, снилось! Каждый день перед глазами вставало твое лицо! Каждую минуту думал о тебе!

– И когда макушки у тех несокрушимых пирамид на спор переломал, тоже думал? – улыбнулась в темноте жена.

– Ну… тогда… Как приземлился, сразу стал думать!

– Ах, Саня, Санечка… Если бы мужчины постоянно думали о женщинах, человечество бы до сих пор пребывало в каменном веке. Это наша, женская, доля беспокоиться обо всем и всех… Так уж устроено. Так заведено.

Но ты, пожалуйста, не думай, будто женщине отведена второстепенная роль, а главную в жизни играет мужчина. Нет. Мы сами по себе, вы – сами по себе. Две половинки. И только вместе составляем единое целое, равновесное. Мы – ваша оборотная сторона, ваше продолжение.

– Наташа, ты прелесть и моя суженая. И я твой суженый. А вместе мы – жизнь и сила, – взволнованно сказал Саня.

– Спасибо, хоть понимаешь.

– Я понимаю. И очень-преочень тебя люблю.

– Ты прощен.

– И узнаю тайну?

– Она проста, Саня. Можно тремя словами объяснить, почему с тобой это случилось. Почему ты сейчас не в Центре, а в купе скорого поезда. Но ясный ответ тебя разочарует.

– Наверняка нет.

– Тогда слушай. Это зачем-то было нужно.

– Кому нужно? – он действительно почувствовал разочарование.