Подъемная сила разъяренно тащила машину вверх, но летчик Сергеев, работая рулями высоты, прижимал истребитель-бомбардировщик к земле. Точно эквилибрист, он мчался на одном колесе по нескончаемой бетонке, и на каждом сантиметре этого немыслимого пути-трюка его поджидала опасность.
Сейчас, не выдержав нагрузки, сложится передняя стойка шасси – взрыв!
Дрогнет усталая рука, и ее дрожь, передавшись ручке управления, швырнет самолет в сторону – взрыв!
Перегрузки, пережитое притупят реакцию – взрыв!
Стрессовая ситуация и бешеная скорость вызовут шок – взрыв!
Взрыв!.. Взрыв!.. Взрыв!.. – тысячи смертей тянули черные костлявые руки за одной жизнью. И только два Сергеева, всего два Сергеева, одновременно выйдя из тени, сражались с опасностью. Два Сергеева – и в отдельности, и вместе – не имели в этой откровенно безнадежной ситуации права на ошибку.
Только право на жизнь.
И военный летчик Александр Сергеев старался это право использовать полностью. Плавно сбросив газ, он позволил основным шасси коснуться бетонки – так, чтобы колеса держали не весь вес машины, а лишь часть его. Отключив автоматику, чуть-чуть нажал на тормозной рычаг. И хотя сцепление колес с полосой было ничтожным, самолет, казалось, натолкнулся на невидимую стену: летчика швырнуло на приборную доску, привязные ремни врезались в тело. Стиснув зубы, он еще раз коснулся – будто погладил – тормоза. Истязание повторилось. За машиной потянулся шлейф дыма – начала гореть резина. Но это были пустяки, сущие пустяки в сравнении с тем, что предстояло сделать, – предстояло на бешеной скорости развернуть машину к капонирам. Сергеев нажал на правую педаль. Самолет накренило, крыло едва не чиркнуло о бетонку, стертые краски земли кроваво-рыжим фоном надвинулись на глаза. Тысячи смертей ожили, заволновались.
– Я чему тебя учил?! – заскрежетал в наушниках голос Громова. – Микрончики педалями бери! Микрончики! Да не ногами работай – нервами!
Этот голос вошел в него, отрезвил. Приблизившаяся опасность подхлестнула. Он молниеносно сработал ручкой и педалями. Движение было ничтожным, незаметным, не измерялось ни в сантиметрах, ни в миллиметрах. Но самолет, слегка завалившись на правый бок, начал сходить с полосы, поворачивая острое жало фюзеляжа в сторону капониров. Порыжелая трава однотонным ковром понеслась навстречу. Перекрестье прицела, как стрелка компаса, уперлось в крохотную черную точку – чрево Санькиного укрытия – и затряслось в лихорадке. Тряска била по лицу, по зубам, по каждой клеточке; руки занемели, спина одеревенела и перестала ощущать боль. Черное чрево надвинулось как бездна, увеличилось в размерах, и, когда до него оставалось метров семьдесят, непослушные пальцы до хруста стиснули тормозной рычаг. Раздирающий душу скрежет слился с воем урагана. Зияющая пасть капонира заслонила небо, весь мир; левая рука отбросила назад сектор газа, вырубила тумблеры энергосистемы. Истребитель-бомбардировщик, словно мощный плуг, прокладывая в земле широкую борозду, по инерции прополз оставшееся расстояние и, кренясь, втиснулся в капонир. Три человека в синих комбинезонах метнулись под фюзеляж и плоскости, бросили тормозные колодки, отпрыгнули в сторону. Все стихло.
Но лишь на секунду.
Рывком распахнув фонарь, Саня услышал, как трясется, стучит под порывами ветра стальная дверь капонира.
И опять все стихло.
Кто-то сопящий и неуклюжий, тяжело придавив его, расстегнул привязные ремни, сильные руки помогли выбраться из кабины. Он шагнул вперед – подальше от машины. Бетонный пол задрожал и качнулся, как палуба суденышка, попавшего в шторм. Потом закачались лампочки освещения, фигуры механиков, приблизившиеся лица Командира и генерала.
– Товарищ генерал! – Саня встал по стойке «смирно», но его завалило, повело в сторону. – Старший лейтенант Сергеев в паре с майором Громовым задание выполнил!
И, потеряв равновесие, ухватился за чье-то плечо.
Перед глазами взвилась, заиграла зайчиками красная рябь.
– Майор Громов и старший лейтенант Сергеев! – металлом зазвенел голос генерала, и Саня увидел, что Держится за плечо вечного комэска. – От имени и по поручению Главкома ВВС за выполнение особого задания, проявленные при этом высокое профессиональное мастерство, мужество и героизм объявляю вам благодарность! Решением командования вы представлены к правительственным наградам!
Рябь прошла, тело пружинисто подтянулось, руки припали к бокам.
– Служим Советскому Союзу!
– Вольно!
И, приблизившись, уже по-отечески стиснул офицеров в крепких объятиях.
– Передаю личную благодарность и наилучшие пожелания Председателя Государственной комиссии. Просил вас обнять! Молодцы, орлы!
Командир бесстрастно взглянул на часы.
– Если торжественная часть окончена – на отдых!
Громов подставил плечо.
– Сколько я катился? – спросил Саня.
– Девятнадцать секунд.
Старлею доблестных ВВС показалось – целую вечность.
РЕШИТЕЛЬНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
– Саня, все самолеты летают в такую погоду?
– Не-ет…
– Только твой?
– Угу.
– Я завтра уезжаю.
– У… Что? Почему?