Преодоление

Он тенью шагнул в проем двери, ничего не насвистывая, не бравируя. Саня видел, как он шел по тротуару, опустив голову и чуть сутулясь, словно придавленный огромной, нескончаемой бедой, и беда его, казалось, так тяжела, как не бывает тяжела ни одна беда.

Старлей доблестных ВВС знал: потерпевший крушение никогда не увидит звезд.

– Жаль, – вздохнул Леша. – Хороший парень. И улыбка замечательная. Как, кстати, его фамилия?

Никто не помнил фамилии потерпевшего крушение.

– Печально, – сказал Леша. – Я тоже не знаю его фамилии. Печально.

– Так мы всего три дня вместе, – виновато откликнулся Жора. – Говорят, он ас по части слепых полетов.

– Подчистую списали?

– В авиации оставили. А в космосе работать не разрешили.

Они уходили, непревзойденные мастера воздушных боев и перехватов, летчики-асы и моряки, талантливые инженеры и конструкторы. И Саня подробно записывал все причины, по которым эти мужественные люди не подходили для работы вдали от нашей голубой планеты, потом бросил – никакая статистика, никакой анализ не открывали закономерности. Один увлекался боксом, и врачи обнаружили какие-то дефекты от многочисленных ударов в голову. Другой просто не выдержал нервного напряжения. Третий в детстве переболел чем-то, при тщательном обследовании открылись последствия болезни. У четвертого левый глаз видел на одну тысячную хуже правого. Пятый лет десять назад, играя в футбол, рассек коленку о камень, и этого оказалось достаточно, чтобы остаться за бортом. Шестой… На чашу весов ставились все падения, ушибы, стрессы, синяки и шишки, полученные в той прошлой жизни, из которой они пришли в эти стерильно белые коридоры. Всё, абсолютно всё, не имевшее никакого значения в прошлом, нисколько не мешающее жить и работать, вдруг встало на пути к звездам роковым барьером.

– Эх, – стонал у стены молодой парнишка, известный парашютист, – мало меня батя порол в детстве! Мало!

– При чем тут батя? – не понял Саня.

– Как же. Батя предупреждал: на высотку, где шли бои, не ходи. А я, дурак, начхал на его совет. И наткнулся на ржавую фашистскую проволоку. Весь бок распорол. Теперь вот – негоден!

«Негоден!.. Негоден!.. Негоден!..» – настоящее определялось прошлым. Затихали понемногу смех и шутки, никто больше не рассказывал анекдотов. Белый коридор, еще недавно такой уютно-тесный, казался большим и холодным. Пустовали ряды кресел перед врачебными кабинетами, пронзительно, до тошноты, пахло больницей и лекарствами. С каждым часом, с каждой минутой нарастало, накапливалось нервное напряжение, готовое в любой момент выплеснуться наружу, как неизрасходованный заряд огромной разрушительной силы. Тягучая, словно пыльная дорога, неизвестность поджидала за каждой дверью. И требовалось все выдержать, выстоять и не сломаться, чтобы вырвать у судьбы право в бесконечных тренировках, занятиях, в абсолютном режиме ограничений начать путь в космос.

Кто из пяти станет этим счастливчиком?

Саня не знал ответа. Иногда, вглядываясь в поредевшие ряды, он и вправду ощущал себя ветераном наголову разбитого полка, и то, что еще не сорвался, казалось лишь следствием точного расчета, тактики и опыта многочисленных врачебно-летных комиссий, накопленного в авиации. Опираясь на него, старлей доблестных ВВС с улыбкой демонстрировал медикам свои глаза, грудную клетку, уши, горло, нос, руки, ноги – все было в порядке. Но до финиша оставалось еще очень много шагов, и любой мог привести в кабинет, где подписывают приговоры. Это могло случиться в середине пути, а могло произойти и в самом конце, когда радость от преодоленного уже кажется победой, а на самом деле бегун падает в нескольких метрах от финишной черты. Все могло произойти. Но как бы там ни было, надо сохранять выдержку и спокойствие. «Я спокоен, – говорил он себе, – я читаю «Последний взгляд» Джеймса Олдриджа и абсолютно спокоен».

– Сань, а Сань, – плюхнулся рядом Жора. – Чего они Лешу целый час держат? Еще эскулапы называются! Как считаешь, прорвемся или нет? Имеешь на этот счет собственное мнение?

– Конечно, прорвемся, Жора, – старлей доблестных ВВС оторвался от книги. – Стоит докторам женского пола взглянуть на тебя, и они немедленно выдадут самые лестные заключения!

– Да-а… – Жора белозубо улыбнулся, по-детски влюбленно оглядывая свое тело, небрежно поиграл мощными бицепсами, и тяжелые, литые мускулы взбухли, перекатываясь, у него под кожей. – Это как пить дать! Прорвемся! Только чего, я тебя спрашиваю, они Лешку час держат?

– Наверное, хотят знать, какая у него селезенка, какой желудок, какие почки.

– А чего тут знать? – помрачнел Жора. – Здоров, так здоров. Болен – иди лечись. Чего бы я сюда лез, если б был дохлятиной? Для космоса нужны сильные ребята. Правильно говорю?

– Правильно, – согласился Саня, потому что для работы в космосе действительно требовались сильные.

И морячок успокоился. Он выплеснул накопившееся раздражение, и ему уже нравился и запах лекарств, и больничный коридор, и то, что их осталось только пятеро. Нравилось быть сильным среди сильных. Он вытянул ноги, по инерции играя бицепсами, закрыл глаза.