– Следующий! – Худенький спортивный Леша осторожно закрыл за собой дверь, тяжело припав к ней спиной.
– Ну?
– Нормально, – уголками губ улыбнулся Леша.
– Рассказывай!
– Потом, ребята, все потом. Там ждут. Следующий!
Саня посмотрел на сильного Жору, но моряк испуганно затряс головой, закатил глаза, в ужасе отвернулся. Он великодушно уступал свое право испытать судьбу, оставляя себе томительное ожидание. И Саня поднялся, открыв дверь, вошел в светлый кабинет с двумя старыми канцелярскими столами, двумя топчанами, двумя странными креслами и многочисленными шкафами с современными электронными приборами.
– Hу-c, молодой человек, проходите, садитесь. – Маленький, подвижный старичок, весь хрустяще-накрахмаленный, в немыслимо большой белой шапочке, съехавшей на правое ухо, показал на стул. – На что жалуетесь?
– На отсутствие солнечной погоды, доктор, – засмеялся Саня.
– Прекрасно, прекрасно, – оживился старичок. – Жизненные функции организма стоят в прямой зависимости с электрическими и электромагнитными пертурбациями во внешнем космическом пространстве. Иными словами, вирулентность организмов есть функция общего воздействия космической среды.
– Вы последователь Чижевского? – Саня вспомнил Наташкины рассказы про Солнце.
– Его ученик, с вашего позволения, – гордо сказал старичок.
– Замечательный ученый. Мне кажется, его работы открыли бесчисленное многообразие связей биосферы Земли с солнечной активностью.
– Именно бесчисленные! – глаза доктора помолодели. – Замечаешь иногда: пшеница заколосилась не в срок, жаворонки поздно прилетели, лето затуманилось. Думаешь, погода виновата. А открываешь Чижевского, видишь, явления эти находятся в прямой зависимости от числа пятен на Солнце.
– А как их сегодняшнее отсутствие, доктор, скажется на нашей встрече? – пряча хитринку, спросил Саня.
– Вот это мы сейчас и узнаем, – старичок юрко вышел из-за стола. – Ну-с, посмотрим ваше сердце.
– Сердце у меня хорошее, доктор, доброе.
– Конечно, голубчик, у вас хорошее, доброе сердце. Так… Дышите… Глубже… Не дышите… Замечательно! И пульс хороший. Вы что, не волнуетесь?
– Самую малость.
– Гм-гм, интересно. Так… Электрод на грудь… Этот – сюда… Теперь – сорок приседаний… Прекрасно, голубчик, ложитесь… Не дышите… Замечательно! Посмотрим теперь вашу кардиограмму… Гм-гм… А что, интересно, покажут новые приборы, которым старички, вроде меня, не доверяют?.. Они показывают, что сегодня утром, молодой человек, вы выпили много кофе. Правильно?
– Приборы не врут, доктор.
– И пили, как я подозреваю, из-за отсутствия солнечной погоды?
– Истинная правда.
– Если принять во внимание данный факт, я думаю, по моему ведомству у вас все в норме… Можете встать. Я напишу вам заключение… Поверьте, мне приятно писать положительное предварительное заключение. Не многие, голубчик, сейчас знают Чижевского.
– Извините, доктор, а почему заключение предварительное?
– Ах, голубчик, – глаза старичка стали печально-влажными. – Окончательные заключения я давал Гагарину, Титову, Николаеву… А сейчас тут, знаете ли, кроме меня, есть еще и ЭВМ. Но вы, ради бога, не волнуйтесь. Этот ящик, – он сердито ткнул пальцем в металлический шкаф с кассетами магнитной памяти, – ни разу не подвергал мои заключения сомнению… Да-с… Был рад с вами познакомиться… Теперь пройдите, пожалуйста, к нашей очаровательной Галине Павловне.
Он как-то торопливо, виновато опустил глаза, склонившись над рулоном бумажной ленты с Санькиной кардиограммой, и белая накрахмаленная шапочка окончательно сползла на правое ухо. Саня постоял немного в задумчивости и направился ко второму столику. Сначала он увидел только ярко-каштановые волосы и матово-белый овал лица. Потом жгучая шатенка начала медленно поднимать огромные холодные глаза, словно к ресницам были приклеены пудовые гири, и, подняв наконец, уперлась прямым, немигающим взглядом куда-то в пространство за Санькиной спиной, будто насквозь просвечивая летчика рентгеном.
– Раздевайтесь! – бесстрастно и сухо приказала шатенка, и глаза тотчас захлопнулись, опустились.
– Но…
Она чуть заметно повела плечом.
– У вас плохой слух?
– Но… здесь… женщина!
Шатенка вздрогнула, удивленно вскинула брови, неторопливо огляделась кругом, точно пытаясь обнаружить постороннего, и, чеканя слова, как монеты, раздельно произнесла:
– Я… не… женщина! Я – врач!
Сане почудилось, будто в этом кабинете подписывают смертные приговоры. Сбрасывая за ширмой одежду, он с грустью подумал о белокуром красавце с Балтийского флота. Судя по всему, нервы у моряка сдали, и встреча с этой холодной мраморной статуей его, несомненно, доконает. И старлея доблестных ВВС доконает, и остальных, если не найти противоядия.
– Долго вы будете копаться?
– Я готов, доктор, – Саня покорно вышел из-за ширмы и увидел, как шатенка побледнела от негодования.
– Руки вдоль туловища! Так! – И обожгла спину стремительным, холодным прикосновением. – Откуда эти шрамы?
– Вражеская пуля, доктор.
– Оставьте дурацкие шутки! Откуда шрамы?