Преодоление

– А поставьте себя на место того же Владимира Александровича Железнова, – предложил Дима. – Как бы вы размышляли в данном случае? Видимо, так. В экипаже новичков – ЧП. Инженер-исследователь загремел в госпиталь с очень серьезным диагнозом. Из заключения профессора Хмырьева, которого мы все не любим, но с мнением которого, увы, приходится считаться, следует: для работы в космосе вышеобозначенный инженер-исследователь не годен. Почему? Потому что – ненадежен! Натура поэтическая, нежная, все принимает близко к сердцу, индивидуальные параметры колеблются в зависимости от ситуации, возможны срывы. Вопрос. Стоит ли посылать данного товарища, данного соратника в космос? Ответ. Отправлять данного товарища в звездную командировку нежелательно. Его присутствие на корабле, на орбитальной лаборатории ставит под угрозу судьбу всей экспедиции, в которую вложен труд тысяч и тысяч людей, огромные деньги. Вывод. Если претензий по режиму труда и отдыха к инженеру-исследователю нет и если медицина снимает свои возражения – молодого перспективного товарища можно оставить в отряде. Но к нему надо присмотреться. Хорошенько присмотреться. И, может, не один год, прежде чем снова возвращаться к вопросу о дате старта. Логично? Вполне. По крайней мере, будь я на месте Руководителя подготовки космонавтов, я бы размышлял именно так.

– И слава богу, что ты не на его месте, – отрезал доктор. – Настоящая ЭВМ. Тьфу… И других за роботов считаешь… Ладно, врачи на больных не обижаются – все нужно осмысливать критически. Но и меру знать надо. Вы, мужики, еще не притерлись как следует, многого не видели, не знаете. Не верю, чтобы Володя Железнов оставил товарища в беде. Хоть убей – не верю! Пока мы тут тары-бары разводим, что, думаешь, сейчас руководство отряда делает?

– Не знаю, – растерянно произнес Дима.

– Скажу. Им с аэродрома уже доложили. И теперь они названивают в разные концы, ситуацию уточняют… Все, все помогут, чем смогут. Но надо, чтобы не частные лица, пусть даже дважды Герои, вели официальные переговоры, а руководство. Улавливаешь разницу? И в этом деле за вами – не последнее слово. Очень даже не последнее. Главное. Потому-то я и торчу при всем честном народе с двумя охламонами, один из которых кандидат наук, а другой заслуженный летчик, и растолковываю прописные истины.

– Спасибо, Роберт Иванович, – сказал Саня, удивляясь, как все-таки сильно доктор похож на вечного комэска. – Спасибо, мы все поняли. До нас дошло.

– Наконец-то, – атлет расплылся в добродушной улыбке. – Тогда вперед. Машина за углом. Ох, мужики, – мечтательно сказал он, шагая легкой, упругой походкой по бульвару, залитому сиреневым светом догорающего дня, – счастливчики вы, везучки, хоть того и не понимаете. Сбросить бы сейчас годков двадцать – двадцать пять, вот бы карусель закрутилась. На звезды вблизи б посмотрел, в новом веке жизнь увидел. А что? Одним бы глазком взглянуть, и то дело.

– А сколько вам лет, Роберт Иванович? – спросил Саня.

– Много, Сергеев. Давно шестой десяток разменял.

– На вид не скажешь.

– Это все классическая борьба, – ответил доктор, распахивая дверцу машины.

Саня с Димой сели на заднее сиденье, доктор устроился впереди; пожилой шофер, отложив «Вечерку», окинул всех троих внимательным взглядом, и на его лице проступило разочарование.

– Значит, по дороге на Монино? – спросил шофер с великим сомнением, плавно трогая с места.

– На Монино, дружище, на Монино, – пророкотал доктор. – И, не доезжая, в сторону.

– В Звездный, что ли?

– Туда.

Шофер посмотрел в зеркальце заднего обзора, как бы заново оценивая Саню и Диму, тяжело вздохнул. Но долго молчать, видимо, не мог.

– Работаете в городке или как? – поинтересовался вежливо.

– Не-е, – протянул доктор. – В гости. К теще. Это, – кивнул на ребят, – ее любимые внуки, мои сыновья.

– Похожи, – усмехнулся водитель. – На тещу. Особенно с затылка. А мои вот, – добавил с горечью, – разбежались. Один на БАМе, другой – за Полярным кругом… Чего ж орлы твои в спортивных костюмчиках? – спросил язвительно, с подковыркой. – Может, одежонки другой нет? Так давай подскочим ко мне, тут рядом, в цивильное переоденем – от парней осталось. К теще, вроде, так неудобно…

– Спасибо, – улыбнулся доктор. – Перебьются. Я их по-спартански воспитываю.

– Мужиков надо твердо держать, – согласился шофер. – Но вот, скажите, – без всякого перехода спросил он, – есть у нас что-нибудь подобное, что американцы испытывают? Ну, «Колумбия» эта? Корабль многократного применения. В программе «Время» показывали.

– «Колумбия»? – доктор, заскрипев креслом, резко повернулся к водителю: – Шаттл? Челнок? Тебя, значит, заедает, что у них есть, а у нас нет?

– Заедает, – горячась, сказал шофер. – Мы что, хуже?

– А ты считать умеешь?

– Ну…

– Тогда посчитай, сколько лет страна жила в мире. Сколько раз мы начинали с нуля. На пустырях, пожарищах. На голом месте. И сколько веков, уже веков, война не касалась Америки? Посчитал?

– Посчитал.