Преодоление

— А ну, погоди, — сказал Смурыга, вставая. — Товарищ Родин, — повернулся он к инструктору, — произошло, по-видимому, досадное недоразумение: мы в горком коллективного письма не писали и никаких пособий не просили.

Родин сделал удивленные глаза, усмехнулся и вынул из папки листок.

— Вот ваше письмо. И приписка внизу: по поручению таких-то — следуют ваши фамилии и воинские звания — подписал С. Банов. Так что все в порядке. Прошу подойти к товарищу Исайкину, — кивнул он на человека с портфелем, — и подучить конверты с причитающимся каждому. А после этого мы пообедаем и потолкуем по душам.

— Позвольте, — заговорил опять Смурыга. — Я не имею никакого отношения к ф-ф-фальшивке, состряпанной Бановым, и ничего получать не буду.

— И я тоже! — заявил Искра-Дубняцкий.

— Мы не требовали и не просили…

— Просто обидно…

— …Достоинство… гордость… — посыпались возгласы.

— Дать ему костылем по горбу, сукину сыну! — молвил вполголоса Цюпак в сторону Банова, и все поднялись. Один лишь организатор затеи с благодарной улыбочкой человека, получившего больше того, что ожидал, остался на месте.

Донников шагнул к выходу и, проходя мимо Банова, плюнул ему в глаза.

Инструктор возмутился:

— Вы что же это товарищи? К вам проявляют чуткость, а вы… За подобные выходки, товарищ Смурыга, вам придется нести личную ответственность.

— Ладно, понесем… — махнул тот рукой.

Инструктор, конечно, загнул вгорячах, отвечать Смурыге не пришлось, но с тех пор его стали считать чересчур заносчивым, неуживчивым, вообще тяжелым человеком.

После этого случая прошло с полгода. Вскоре Клим Цюпак женился и помалу отошел от нашей братии, у Глеба Донникова началась спотыкачка: слишком много соблазнов оказалось в ресторане. Один поднесет, другой, а Глеб — человек слабый, после тяжелого ранения в голову выпивка ему опаснее острого яда. Смурыга тоже стал хандрить, болеть часто. Южный климат действовал на него отрицательно, и врачи советовали ему перебраться в среднюю полосу России. А меня, не моряка, и подавно ничего там не держало.

Поприкинули мы так и этак, как жить дальше, и решили перебазироваться сюда, на Волгу. Уехали вчетвером, а теперь осталось нас двое: я да Искра-Дубняцкий. Глеба в пятьдесят пятом похоронили, а сегодня вот и Смурыгу… Двенадцать лет вместе с нефтеразведке проработали. Ясно теперь, что связывало нас?

Карцеву было ясно.

— Н-да… Поговорил вот с тобой — и вроде полегчало на душе, — вздохнул Леонид Нилыч.

— Помогает иногда, — согласился Карцев.

— А у тебя что стряслось, коллега? Почему не летаешь?

— Да так…

— Под увольнение попал или по болезни списали?

— Нет. Авария у меня была… да и вот еще с женой…

— Вон как! — отозвался Леонид Нилыч и, подавшись к собеседнику, посмотрел ему в глаза, окаймленные черными окружьями. — Давно ли уволен-то?

— Второй месяц пошел.

— Работаешь?

— В горкомхозе. Электросчетчики проверяю.

Провожая Леонида Нилыча в гостиницу, Карцев рассказал ему о злоключениях своей жизни.

— Понимаю, как тянет тебя в небо… — сказал Леонид Нилыч раздумчиво. — Только… только все эти коммунхозы не та стартовая дорожка, по которой можно подняться в свою стихию.

— Знаю. Потому и хожу как неприкаянный.

— И долго намерен ходить?

Карцев пожал плечами, сказал глухо:

— Подберу что-нибудь… — И заключил упрямо: — А летать все равно буду!

— Дай бог!.. Учти только, для взлета требуется надежная полоса. Прямая.

— Гм… А коль нет ее?

— Надо самому готовить. Надежную… жизненную полосу. Подумай. Кстати, нам в нефтеразведке нужны толковые люди. Говорю тебе как главный механик конторы бурения. Кстати, я и секретарь парторганизации. Давай к нам. Поживешь среди ветров степных, а там жизнь покажет. Одному трудно встать на ноги после такого нокаута. Народ у нас — увидишь сам. Директор Петр Павлович Хвалынский — мужик подходящий, старый нефтяник. И мастера подходящие. Подумай. А решишь — приходи завтра в управление, спросишь меня, Кожакова, я буду там весь день. Махнем вместе в наши края. Это, брат, не простая земля, это нефтяной Клондайк!

Первые хуки и аперкоты

Новый инспектор по кадрам конторы разведочного бурения Клеев, назначенный вместо Смурыги, человек послушный и предупредительный, как всякий, поставленный на должность и еще не утвержденный, тут же зачислил Карцева буровым работником. Не потребовалась и рекомендация Леонида Нилыча Кожакова. Инспектор сам умел разбираться в людях.

— С армии, значит? Что ж ты, служил, служил, а до генерала не дослужился, хех-хе?..

— Раз к тридцати годам не сумел, то незачем и тужиться, хе-хе! — в тон инспектору ответил Карцев.

— Бывает… У нас вернее, в директоры быстрее выскочишь.

Новому начальнику, видимо, очень хотелось выглядеть в глазах рабочего хорошим и сердечным. Рука его, только что написавшая на бланке направления: «Мастеру Зайцеву», старательно зачеркнула «Зайцеву» и вывела — «П. М. Середавину».

— К старейшему направляю вас. Петр Матвеевич у нас профессор буровых дел.