Преодоление идеализма

Наш конфликт с христианством продолжает конфликт между Новым и Ветхим Заветом. Во все времена христианство конфликтовало со своим собственным прошлым. Если бы вообще где-нибудь в мире среди тех, кто называет себя «христианами», настоящие христиане? Были ли христианами Лейбниц, Кант, Гёте, Шиллер, Гегель? И что такое «настоящее» христианство? Дать ему определение невозможно. В смысле Нового завета сегодня во всём мире нет и не может быть настоящих христиан, потому что Новый Завет был дан в отдалённое время чуждым нам народам, потому что первые христиане воспринимали и понимали его тексты совершенно не так, как мы. Откровение, данное в определённое время определённому кругу людей, исторически обусловлено. Связанный с этим человеческий фактор не может быть возведён в абсолют. Если бы человек мог воспринимать самого Бога, а не только его влияния, он сам стал бы богом. Откровение остаётся живым, его изменяют другие народы в другие эпохи, пока не наступает момент радикального размежевания с новой религией. Живое откровение никогда не заключается в создании новых миров и догм, а в обновлении и преобразовании самой жизни по зову Бога.

«Реформатор» Лютер тоже не вернулся к тому, к чему хотел, – к раннему христианству и Новому Завету. Он стал революционером против собственной воли. Даже в своём немецком переводе Библии. Его реформация была в действительности революционным конфликтом немецкого духа с чуждым ему христианством. Теологам-критикам Библии до сих пор не удалось проникнуть в тайну Нового Завета. С этим чуждым миром у нас гораздо меньше связей, чем с греками. Не следует ожидать от научного «понимания» оживления религиозного смысла и содержания прежних откровений. Возрождение может быть только результатом конфликта двух религий. Научное понимание противоположно возрождению. Чем больше научное понимание отдалённой эпохи или чуждого народа, тем больше отдаляется от нас предмет изучения, он становится для нас чуждым и мёртвым, между нами и ним разверзается пропасть. Мы пониманием: тот мир – не наш мир, его судьба – не наша судьба, его цели – не наши цели. Таков парадокс научного, «понимания». Так в прошлом веке историки древнего мира разрушили гуманистический идеал классической эпохи и неогуманизма, так исследователи Библии разорвали живую связь между современностью и христианской традицией. Сто лет назад Шлейермахер на вопрос: «Христиане ли мы ещё? Можем ли мы ещё быть христианами?» смог дать ответ лишь формально утвердительный, а по содержанию отрицательный. Приходится признавать христианином всякого, кто сам себя так называет…

Церковь различает естественное и сверхъестественное откровение. Сюда входит ветхозаветное учение о сотворении мира и новозаветное учение о спасении. Мир, созданный Богом, был хорош, но Дъявол его испортил, поэтому понадобилось второе откровение. Встаёт вопрос: тождественен ли Бог-творец мира Богу-спасителю? Те, кто задаёт такой вопрос, радикально порывают с Ветхим Заветом и еврейством.

Как можно вообще различать «естественное» и «сверхъестественное» откровение? Когда церковь обособилась в независимую сферу и стала претендовать на абсолютную власть над всеми прочими сферами, когда началось её грехопадение, ей потребовалось особое оправдание. Если бы она объявила носительницей откровения только себя, то все, находящиеся вне её, природа и история, стали бы дьявольскими. На этот радикальный путь вступили некоторые гностики. Церковь избрала половинчатое решение, внеся в самого Бога два разных начала: естественное откровение (сотворение мира) и сверхъестественное откровение (спасение мира). Это оправдывало её обособленность и её абсолютистские претензии. «Вторым творением» откровение завершалось: далее миром правил наместник Бога.

Однако «сверхъестественным» откровением Бог опровергает самого себя, объявляет своё творение нуждающимся в улучшении или даже в уничтожении. Бог создаёт церковь как венец творения и окончательно успокаивается, утрачивает способность творить и говорить, оставляя слово за своим наместником, который говорит только по латыни. Это просто богохульство! Церковь нужно спасти от неё самой! Папа не может монополизировать откровение живого Бога.

Откровение даётся человеку Богом. Бог говорит с человеком языком судьбы. Он говорит с ним на его собственном языке. Он даёт каждому определённое задание. Откуда мы это знаем? Только через врата опыта. Задача человека – понять Бога. Мы не знаем своей судьбы. Насколько небо выше земли, настолько пути Бога выше наших. Бог может нас понять, мы его – нет. Папа в советниках у Бога не сидит. Никто не стоит между Богом и нами. Нет естественного и сверхъестественного откровения. Есть лишь одно откровение одного Бога.

Даже самая радикальная революция не может отменить того факта, что немецкий народ полторы тысячи лет руководствовался христианской мудростью. Это судьба. Если бы принятие христианства не было призванием германцев, они бы его не приняли.