Читаем Преодоление идеализма полностью

Субъект кантовской философии, по смыслу, – понятие, относящееся к человечеству. Субъект или чистый разум представляют общее, одинаковое и одновременно высокое и лучшее в человечестве. Там, где чистый разум работает с целью познания, там возникает общезначимая, аподиктическая и категорическая, обязательная для всех людей истина, обязательная, потому что она возникает из их лучшей сути. Имеется в виду научное познание. Там, где чистый разум повелевает, там возникает общезначимая, аподиктическая, обязательная для всех людей заповедь: категорический императив. И способность суждения соединяет истину и добро через красоту в гармоничное целое, совокупность всего подлинно человеческого. Таким образом, в сфере критического «перемалывания всего и вся» мы снова встречаем древнюю трехчленность греческой систематики: физику, этику и эстетику, как части познания мира и человечества в целом. Греки через свою философию проецировали на мир и человечество самих себя, как меру всех вещей, как законодателей всего бытия. Так что все начиналось не с Канта, он не произвел никакой революции, а лишь достиг вершины, водораздела новейшего рационализма с его абсолютными притязаниями на роль законодателя человечества. Он дал обоснование и оправдание науке (естествознанию), этике и эстетике долгого периода западной истории. Этот период, прошедший под знаком рационализма, начался с «Рассуждений о методе» Декарта (1637 г.) и занял 300 лет. Посередине, на вершине этой кривой как раз оказываются Кант со своей критикой и Фихте со своим абсолютным Я, а потом через Гегеля кривая идет вниз к эпигонам неокантианства и позднего гегельянства и кончается с Первой мировой войной. Поэтому Канта следует считать самым сильным представителем этой философии, вообще образа мыслей прошедшей эпохи; поэтому сегодня разобраться с Кантом, дистанцироваться от Канта, значит одновременно разобраться с этим большим периодом западной истории, распрощаться с эпохой рационализма. Восходящая к Канту теория познания с помощью чистого разума – главное достижение этой эпохи духовной истории. Позже мы имеем лишь вариации теории познания Канта. В центре критицизма находится познание деятельности субъекта, который придает свои формы миру вещей. Но что представляет собой сам этот субъект? Не что иное, как совокупность обуславливающих опыт форм и функций познания. Выясняется, что этот субъект вообще не субъект: мы не получаем ответа на вопрос, кто именно познает? В конце концов, «разум» это не личность и не обладатель познаний. Как относится отдельный человек к чистому субъекту опыта? Отдельный человек имеет свою долю в чистом разуме, в субъекте, а разум имеет свою долю в человеке. Каким образом осуществляется это участие, покрыто мраком неизвестности. Познавать должен не отдельный человек, а разум в нем, то, что единственно делает его достойным звания человека. Человек достигает своего совершенства в познании, в добрых делах, в суждениях, в прекрасном и возвышенном, где свобода и необходимость соединяются в той мере, в какой он стал чисто разумным существом, т. е. обезличил себя. Истина, добро и красота предполагают, что человек избавляется от своей естественной жизни и своей личности, преодолевает жизнь и личность, чтобы стать чисто разумным существом. Иными словами, разум в человеке отделяется от его остальной жизни, обособляется и абсолютизируется как начало, мера, ценность и цель мира и человечества. Субъект познания Канта отрывается от действительности и превращается в автомат. Но после того, как связи с живым, реальным человеком порваны, они не могут быть восстановлены: с этим понятием субъекта мы попадаем из реальной жизни в призрачный мир ставших независимыми понятий. Радикальный разрыв между субъектом и объектом также ведет в тупик, из которого нет выхода: подобно субъекту, ирреальный мир вместе с «вещью в себе» в конечном счете превращается в одно ограничивающее понятие. Действительность, познание и истина, т. е. весь мир явлений, парят где-то между предельными позициями чистого, формального субъекта и лишенного какой-либо определенности объекта, которые претендуют на то, что они и есть истинная реальность, находящаяся за миром явлений. Это смертельный танец Логоса. Критический идеализм неизбежно ведет к нигилизму.

Если познание сводится к чистому субъекту как совокупности форм разума, то личность исключается. Мы не знаем больше, кто познает. Критический вопрос заканчивается формальным автоматом.

Великому логику Канту для изображения его трансцендентального мира не хватало средств мышления и языка: он вращался в заколдованном кругу и бессознательно впадал в заблуждение «единства противоположностей»…

…Отсюда следует, что будущая теория познания, если мы не хотим снова впасть в те же заблуждения, не может больше брать за основу трансцендентальную схему субъект-объект, а должна начать с радикального разрушения этой схемы, если она вообще хочет найти путь к реальности мира и живого процесса познания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека расовой мысли

Политическая антропология
Политическая антропология

Эта книга известного немецкого философа, антрополога и социолога (1871–1907) является одной из лучших классических работ по расовой теории. Написанная 100 лет назад живым доходчивым языком, она до сих пор актуальна, ибо поднимает важные вопросы. Из-за личной неприязни Ленина имя Вольтмана было вымарано из русской культуры, в которой немецкие интеллектуалы находили свою реализацию подчас раньше, чем у себя на родине. Настоящее издание в условиях новой подлинно демократической России исправляет этот досадный пробел. Книга предназначена для антропологов, историков, политологов, психологов, ученых других направлений, студентов, молодежи, а также для семейного чтения.

Людвиг Вольтман

Документальная литература / Культурология / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Расовая женская красота
Расовая женская красота

Книги известного немецкого антрополога, анатома и врача Карла Штраца (1858–1924) были популярными на рубеже XIX и XX вв. в самых широких слоях читающей публики, ибо посредством изящного стиля он отваживался излагать суть проблем, бывших под запретом во времена целомудренного века. Никогда еще антропологическая и анатомическая информация не подавалась в форме столь занимательного жанра, а расовые различия не обрамлялись таким обилием сопутствующей географической экзотики. Он считал, что сделал значительный шаг к разрешению загадки расы, анализируя в качестве представителей расы не мужчину и женщину вместе, как это обычно делалось доселе, а исключительно женщину, поскольку она представляет род в несравненно более чистой форме. Это совершенно простое бытовое умозаключение проницательного наблюдателя полностью подтверждено сегодня генетическими данными эволюционной теории пола. Умело соединив в своей концепции антропологию, расологию, физиологию, психологию, этику, эстетику и эволюционную теорию, Карл Штрац красивым и живописным языком хорошего литератора попытался ответить на вопрос, что же такое «раса». Книга актуальна и сегодня, через сто лет после ее выхода в свет, благодаря уникальной наблюдательности рассказчика — ученого и галантного кавалера, умеющего в подкупающей занимательной манере излагать самые тонкие и сложные нюансы расовых различий. Знание о женщине и ее расовых формах подразумевает большую меру мужской силы и ответственности за качество своего потомства, производимого от тех или иных форм.Для широкого круга читателей, интересующихся будущим своих потомков, а также антропологов, физиологов, психологов, художников, криминалистов и др.

Карл Штрац

Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное