Преодоление идеализма

Неверно как рационалистическое, так и романтически-натурфилософское толкование мифов, которые ищут в мифах замаскированное естествознание, отвлечённую теорию, т. е. ответ на теоретический вопрос о причинной связи природных процессов. «Природных мифов» никогда не было, их выдумала романтическая натурфилософия на основе своего совершенно неверного толкования мифов. Поздние мифы могут содержать в себе космогонию, но она лишь помогает человеку, который ищет в них ответа на свои вопросы, понять своё место в мире и в своей эпохе. Гесиод называет время, в которое он жил, «железным веком», но это определение относится к человеческой истории, а не к истории природы. Жизнь человека трудна, и он воспринимает её как кару судьбы за какую-то свою вину. В противоположность этому он рисует картины потерянного рая и мечтает снова обрести его в виде царства милосердия или разума. Любая космогония это зеркальный образ самого человека в мифической истории его происхождения. Рассказ о становлении мира включает первого человека в миф лишь в той степени, в какой это касается его надежд, желаний, ожиданий, стремлений: он служит ориентиром на будущее.

Миф никогда не отвечает на теоретические вопросы, почему регулярно восходит солнце, почему размножаются растения, животные и люди, почему совершается годичный круговорот. Всё это воспринимается как заданная реальность. Миф всегда отвечает на вопросы, которые волнуют человека, ближе его касаются, на вопросы, рождённые нуждой, страхом, заботой. Даже когда человек спрашивает о звёздах и годичном круговороте, о своём происхождении, он всё равно интересуется своей судьбой, судьбой своего рода и сообщества. Каждый вопрос и каждый мифический ответ обращен в будущее в тем большей степени, чем больше угроза, никогда речь не идёт о чистом «бытии». Миф говорит о судьбе, а поэт облекает его в словесную форму.

Теоретические вопросы это позднее, рациональное ответвление от мифа, причём в них уже принципиально различаются теория и практика, природа и история, прошлое и будущее, реальное и желаемое. Теория не добавляется к жизненно важным вопросам как нечто принципиально новое: она уже содержалась в мифах как в нераздельном целом. Мифы отвечали потребностям в мировоззрении, вопросы «Почему?» и «Зачем?» были в них и теоретическими, и практическими; мифы объясняли и указывали смысл, утешали и обнадёживали. Теория, в конечном счете, тоже уходит своими корнями в ненадёжность, в опасности и трудности жизни, а не в её спокойствие. Адам не от райской скуки и любопытства вкусил плод с древа познания, а, ощутив потребность «стать как боги», стремление к высшей жизни. Это было поставлено ему в вину. Ветхозаветный миф о рае тоже возник у народа, который вёл жизнь в нужде и трудах, думал о своей вине и искал лучшую, идеальную жизнь в прошлом и будущем. Миф возникает из предвидения и позволяет предвидеть; он неотделим от переживания и осознания человеком своей судьбы. У растений и животных нет чувства судьбы, нет мифов и истории. Миф это путь от нужды к необходимому действию, к избавлению от нужды.

В этом смысле настоящий миф никогда не бывает теоретическим объяснением природы, как думают рационализм и натурфилософия, а всегда объясняет судьбу, т. е. историю. Иными словами, миф никогда не имеет теоретического смысла, а всегда только политический, указывающий на будущее жизни общества. Миф об Аиде не объясняет, почему люди должны умирать, он лишь констатирует, что смерть это судьба, грозящая любой жизни, а Дионис утешает надеждой на новую жизнь, на победу над смертью. Историко-политические мифы рассказывают о мировых пожарах и потопах, страшных зимах и сумерках богов и обещают новое возрождение мира. Учение о великих циклах и мировых эпохах – очень древнее. Миф уже по своей форме является историей, пример чего – Геродот, рассказы Плутарха о «Тезее», «Ликурге», «Ромуле» и «Нуме». Он порождается волей к жизни, к творчеству. Миф о Тезее преподносился и поздним поколениям как образец афинского чувства свободы. Переход к логосу, к «ratio», к спокойному «бытию» делает философов, начиная с Гераклита и Парменида отрицателями мифов и судьбы и тем самым – врагами поэтов: логос противостоит вере.

Первоначальной формой существования мифа является поэзия. Философия и наука – её рациональные ответвления, её более поздние потомки. История ближе к мифу, чем системы рационального познания.