Преодоление игры

— Девочка, — услышала я голос за спиной. Повернувшись, увидела медсестру, спешащую ко мне: — это тебя привезли ночью?

— Да.

— Надо сдать анализ на глисты, — сказала она и привычной скороговоркой объяснила, как это делается. Я тут же покраснела и только кивнула в ответ.

Но в тот день сдать нужный анализ не получилось. И на завтра не получилось, и в последующие дни — тоже. Приходилось с каждой из дежурных медсестер, которые отвечали за своевременную сдачу больными нужных анализов, объясняться. Наконец моих объяснений накопилась так много, что это стало тревожить лечащего врача. По его предписанию меня начали подвергать вспомогательным процедурам, очищающим кишечник, — но все оказалось безрезультатным. На одном из обходов, которые проводил заведующий отделением, моя лечащая врач доложила об этом.

— Но вы же что–то предпринимали?

— Да, — посматривая в историю болезни, лечащая врач рассказала о проведенных процедурах. — Но это не принесло результатов, — заключила она.

Зав. отделением долго меня осматривал, пальпировал и мял живот, выспрашивал, где именно болит. Видно, положение было серьезное — он хмурился и помалкивал.

— Не хватало еще перитонита или заворота кишок, — изредка бубнил он, с негодованием посматривая на моего лечащего врача. — Готовьте больную на операцию, на завтра же, прямо с утра! — наконец сказал он на глубоком выдохе. — Как у нее с остальными анализами?

— Она недавно поступила, все анализы свежие, — и лечащая врач доложила о них. — Кажется, противопоказаний быть не должно, — заключила она, а я из того разговора поняла, что произвести операцию ничего не мешает.

— Не хватало нам осложнений, — старенький, сухонький зав. отделением, глядя на меня, укоризненно покачал головой: — Как же ты довела себя до такого, детка, а? Почему молчала?

— Не знаю, — ответила я, на самом деле совершенно не подозревая, что задержка стула может быть опасной для здоровья.

Вот уж действительно: меньше знаешь — крепче спишь. Я не испугалась открывшихся проблем и операции — такой безграничной была моя вера во всесилие и благожелательность новых врачей. И то, что со мной не было родителей, меня не смущало. Чем они могли помочь? Они, как и я, мало что смыслили в медицине.

Новость о требующейся мне операции взбудоражила медперсонал отделения, все засуетились, ведь на самом деле я была еще опасно больна. После обхода и дополнительного консилиума меня с группой других больных срочно отправили на рентген. Для этого надо было идти в другой корпус через пустой пыльный двор, лишенный растительности, который показался мне вытоптанным военным полигоном. Сил моих едва хватило, чтобы пересечь его. Дойдя до нужного кабинета и увидев огромную очередь, я поняла, что этого испытания не выдержу. Каким–то чудом на длинной скамейке, стоящей у двери, оказалось свободное место, и я попыталась сесть на него, но от обессиленности рухнула в обморок. Кое–как меня привели в чувство мои же спутники и без очереди впихнули в рентген–кабинет. Как я проходила рентген и как добралась обратно в свою палату, уже не помнится — тогдашняя слабость в ногах, постоянная тошнота и головокружение, шум в ушах и мелькание мурашек перед глазами затмили остальные ощущения и впечатления. Мне было так плохо, что худшего состояния в своей жизни я не припоминаю.

Наконец к вечеру все угомонились, стало тихо, даже больные в нашей палате старались говорить тише. Женщины и старушки посматривали на меня, обменивались между собой короткими быстрыми взглядами и вздыхали.

Настала ночь. В палату зашла ночная санитарка, чтобы вымыть пол и проветрить комнату, а утром пораньше уйти домой. Она с характерным стуком опустила на пол ведро с водой, вымыла в нем тряпку и накинула на швабру. Это немного разрядило обстановку, больные чуть смелее начали двигаться в кроватях, словно теперь со спокойной совестью можно было укладываться спать.

— А ты почему не спишь? — спросила эта полная низенькая старушка, заканчивая уборку и останавливаясь возле моей кровати. Казалось, она устала и просто решила передохнуть.

— Не знаю.

— Это тебя готовят на завтрашнюю операцию?

— Да.

— В нашем отделении это редко случается. А в чем дело? — спросила она, в ее голосе чувствовалась сердечность, мягкая забота.

— У меня непроходимость кишечника.

— А тебе пробовали промыть его? — допытывалась санитарка.

— Да, но в меня вода входит, а из меня не выходит. Вот, — я отбросила одеяло и показала вздувшийся живот. — Даже дотрагиваться больно.

— Господи, — чуть слышно прошептала сердобольная женщина, посмотрев на мой живот. — Слушай, — она присела на край моей кровати и оглянулась. Остальные больные, немного устав от неординарных событий этого дня и лишних переживаний, уже сопели носами. — Я раньше работала процедурной медсестрой, и мне иногда приходилось выводить больных из такой беды. Да у меня и отец, совсем старый человек, тоже тем же страдает. Я и его выручаю.

— И что? — тоже шепотом произнесла я, словно мы были заговорщики.

— Зачем тебе операция? Хочешь, попробуем обойтись без нее?

— Хочу. А что для этого надо?