Люба вошла в комнату в цветастом платье, неторопливо расставила разные по размеру и форме чашки.
— Не правда ли, превосходный сервиз?
— При чем здесь сервиз?.. Да вы не хлопочите. Посидите с нами.
— Минутку терпения. — Она снова ушла на кухню, принесла печенье и тарелку с тонко нарезанными ломтиками лимона. — Вы, может быть, хотите есть? Дело в том, что мы уже завтракали.
— Ни о какой еде не может быть и речи. Все замечательно! — сказал Норин, подвигая к себе чашку. — Хорошо тут у вас! Все же в Речном жить можно. Заработки неплохие. Быт налажен. И вы знаете, когда сидишь вот в такой современной квартире — полное впечатление, что находишься чуть ли не в столице.
Заметив ироническую улыбку Любы, Норин спросил:
— Вам не кажется?
— Не будете же вы безвылазно сидеть в квартире. Стоит выйти на улицу, как вы очутитесь в обыкновенном рабочем поселке.
— Согласен. Но я не собираюсь безвылазно сидеть в квартире. Да и в самом Речном. Это, так сказать, этапы большого пути. На вашем бы месте я давно работал где-нибудь в министерстве и разгуливал сейчас по Москве.
— Почему именно на нашем месте? — спросила Люба. — Разве есть какая-нибудь разница?
— Существенная. У вас обоих дипломы. Но… — помолчав немного, продолжал Норин, — институт, надеюсь, при благосклонном отношении Василия Ивановича и Евгения Евгеньевича, закончу к весне. И еще событие — на днях подал заявление в партию.
— Что поздно надумали? У Василия Ивановича уже десятилетний стаж. А вы примерно одного возраста.
— Видите ли, Любушка, как-то упустил время. А потом — я ведь однажды подавал. Ровно год назад.
— Ну и в чем же дело?
— Воздержались. Ввиду неопределенности семейного положения. Как сейчас помню, один чудак на заседании парткома сказанул: «Вы что, всю жизнь будете на чужих огородах пастись?»
— Но теперь-то у вас в этом смысле ничего не изменилось, — заметил Василий.
— Э-э, нет! — поводив в воздухе указательным пальцем, возразил Норин. — Теперь обстановка другая. У меня — невеста, почти жена. Это раз. Обновился состав парткома — два. Потом не забывайте — я же растущий. На выдвижение пошел.
— И тем не менее, в партию вступают не так.
Норин вопросительно посмотрел на Василия.
— Не так, Петр Иванович. Должно быть убеждение, чувство необходимости.
— Почему вы решили, что у меня нет убеждения и чувства необходимости? Разве я вам говорил что-либо обратное? Главное — в деятельности, а я могу горы своротить и не надсажусь!
— Ух вы какой! — рассмеялся Василий. И уже серьезно, прямо глядя в глаза Норину, спросил: — А о таких требованиях к члену партии, как непримиримость к карьеризму, вы забыли?
— Как понимать карьеризм? По-моему, тот, кто отказывается подняться на ступеньку выше, — просто лодырь и трус.
— Не слишком ли на серьезную тему мы говорим? — вмешалась Люба. — Меня как женщину, естественно, больше интересует ваша невеста. Показали бы ее…
— Увидите, Любушка, увидите, — машинально пообещал Норин, все еще взволнованный вопросом Василия. — А может быть, уже и видели. Ведь вы были у Груздева?
— Была.
— Значит, видели. Она же в приемной сидит.
— Ах, эта?
— Не понравилась?
— Да нет… миловидная. Только, пожалуй, простовата. Вам не кажется?
— Жена и должна быть проще. — Норин по-доброму улыбнулся. — Потом, я еще не решил окончательно. Вот я и Василию Ивановичу сказал: поживем — увидим.
— А она согласна?
Норин вопросительно уставился на Любу немигающими круглыми глазами.
— На что согласна?
— Выйти за вас, конечно.
— Признаться, об этом я не думал. Мне кажется, все девушки только того и ждут, чтобы выйти замуж. Или я похож на Квазимодо?
— Я бы не сказала. Но учтите, — Люба погрозила пальцем. — Девушка девушке — рознь. Возьмет и откажет. У них — свой расчет и свое чутье.
— Вот так, Петр Иванович. Прислушайтесь. Это вам говорит женщина! А что, если и в самом деле откажет? Силой милому не быть. Не так ли?
— Уж не заключить ли нам пари? — тяжело откинувшись на спинку стула, заулыбался Норин. — Как это у Лермонтова: «Шесть штук шампанского!.. Пожалуй!»
— Нет уж, давайте без юнкерских замашек, — твердо возразил Василий. — Это вам не скачки. И вообще, разбирайтесь в своих делах сами.
В комнате на некоторое время стало тихо. Норин раскачивался на стуле, раздумывая, и вдруг неожиданно сказал:
— Убедили! На все сто! Отложим этот разговор.
— Вот это правильно, — сказала Люба. — Давайте-ка лучше угощу я вас черным кофе!
— В таком случае кофе сварю я, — заявил Василий, поднимаясь из-за стола. — Это по моей части.
— Вы курите? — предложил Норин. — Прекрасные сигареты!..
— С удовольствием, — ответила Люба и взяла сигарету. — Где-то совсем недавно я видела такие же. Спасибо! — сказала она, когда Норин поднес зажженную спичку. — Теперь вспомнила — у Евгения Евгеньевича Коростелева.
— Завидная наблюдательность. Он курит имение такие.
— Вы с ним часто видитесь?
— Как вам сказать? Когда соскучимся, тогда и видимся.
— Значит, вы близко знакомы?
— Точнее — приятели… Обаятельнейший человек…
— Да, пожалуй. Интересно, сколько ему лет?
— Сорок два, но разве ему дашь? Мужчина в расцвете сил.