Читаем Преподаватель симметрии полностью

Преподаватель симметрии

Андрей Битов , Андрей Георгиевич Битов , Э Тайрд-Боффин

Кроссворд оказался из «прикольных». Особенно гордился Урбино тем, что определил подъем в Древней Греции как спуск. Поэтому легко простил себе древнегреческую богиню судьбы. (Кто ее теперь… знает!) Порассуждали о разнице менталитетов, передохнули. Еще раз порадовались спуску: П было необходимо для слова следующего… Пресс, толкающий время… Перебрали все известные им способы его измерения: никакие календари, часы, хронометры… все это пусть и измеряло, но никак не толкало. Но и история не подошла, и возраст не подошел. Что было уже досадно: буквы были не те. Хотя последовательно вышли почти все: и О, и Я, и Р, и даже редкое Ш.

Что за порошок! Наконец они достигли вершины в слове поршень. И по числу букв подходило, но что это за поршень, толкающий время! Абсурд. Можно было отгадать еще одну букву, но и с ней заело.

Планета Солнечной системы… Если спутник Урана Урбино и мог себе простить (оставили неразгаданным), то уж планету своей системы – извините! Он перетряхивал в голове всю свою среднюю школу, но никакие Ураны, Сатурны или Плутоны никуда не годились.

– Может, недавно открыли еще одну? – предположила Лили.

– Может, – мрачно согласился Урбино. – Я тут все никак не могу дописать один из многих моих неоконченных романов, “Back from the Earth” называется, про русского ученого-неудачника, он всегда опаздывает со своими прорывами. Он еще и астролог. Так вот он уверен, что с той стороны Солнца находится ровно такая же планетная система, как наша. Мы ее никогда не видим, поскольку она имеет ровно такой же период обращения вокруг светила, как и мы. Она таким образом всегда вне поля зрения астрономов, но в ней есть ровно такая же планета, как Земля, ровно на таком же расстоянии от Солнца, но всегда с противоположной стороны. Есть ли на ней жизнь, мы не знаем, но с астрологической точки зрения мы с ней связаны и зависим от нее. Все катаклизмы, вся наша история может зависеть от положения дел на той невидимой планете.

– Не верю, – утомленно заявила Лили. – Венера же не подошла.

– Не Венера, а Невера. По-русски это звучит как намек: Не-вера. По-нашему disbelief, по-ихнему no-belief.

– Ты что, и по-русски знаешь?

– Нет, мне помогает друг-славист.

– Ладно. Два мы себе простили, два пропустили. Осталось последнее.

– Какое?

– Все та же планета!

– Ну и дурак же этот твой составитель!

В результате их заинтересовал сам составитель кроссворда. Они стали играть вот в какую игру, представлять себе личность этого кроссвордиста. Он был настолько амбициозен, что даже подписался очень необычным именем – Гореслав Китсей.

Урбино тотчас заподозрил в нем поляка.

В результате они вылепили вот какой портрет: кругленький, лысый, а потому в шляпе вроде тирольской и бриджах в клеточку, с лыжной палкой вместо трости – такой полушотландец-полубаварец, из Австро-Венгрии. Вдовец. Живет с канарейкой. В любом случае большой любитель пива. Он им начинал нравиться.

– Я бы написал стихи про него и его кроссворд…

– Так напиши. А тебе не кажется, что он тоже пишет стишки?

– Не исключено. – Урбино насупился.

И он пошел к себе наверх как бы творить; на самом деле рухнул на вчерашний матрац, все еще нежно пахший Лили, и задрых на первой же строчке: «А вы сочините, попробуйте…»

Разбудила его Лили.

– А я открыла тебе новую планету!

– А я все равно жрать хочу!

– А у меня все готово: вот тебе спагетти на этой планете…

– Ты уже и в рифму заговорила! Ну, и что за планета? – спросил Урбино, уплетая спагетти с мидиями.

– ЗЕМЛЯ! – торжествовала Лили.

– Земля! – расхохотался Урбино. – А мы столько раз употребили это слово в разговоре! Вот не-вера! Да он просто король, этот твой кроссвордист! Что хотит, то и воротит. Впрочем, может, это мы потому не сообразили сразу, что мы здесь и не на Земле, сама говорила. Зато у нас появилась еще и буква Л!

– Ну и что получается?

– В смысле?

– В смысле пресс, толкающий время… Все буквы уже есть.

– Л… П… Р… Ш… О… Все равно ничего не получается!

– А ты напрягись, подумай!

– Объелся уже думать… Ладно, не томи. Дай кофе…

Урбино проглотил кофе и разглядывал чашку.

– Ну?

– Что – ну?

– Слово!

– ПРОШЛОЕ!

– Пресс, толкающий время, – это прошлое. Знаешь, этот твой составитель гений!