Повернув налево, через маленькую переднюю я прошел в узенькую дверь и очутился в каморке аршина четыре в длину и около трех в ширину, с довольно низким потолком. Прямо против двери было небольшое окно, и под ним маленький столик с выдвижным ящиком и шкафчиком; правой стороны я не помню, ибо левая сторона каморки привлекла все мое внимание. На постели аршин двух с половиною длины и четверти три ширины, сделанной из досок, покрытых тонким, дюйма в два ковром или матрацем (не разглядел), полулежал на левом боку в черном поношенном подряснике и такой же скуфейке, облокотясь левою рукою на ситцевую подушку и перебирая правою зерна четок, маленький старичок с небольшою клинообразною бородкой, с проницательными добрыми глазами и чрезвычайно симпатичным лицом, - решительный контраст старцу, рисовавшемуся в моем воображении! Я остановился, ожидая приглашения приблизиться. Старичок, внимательно и не шевелясь, вглядывался в меня с минуту. Наконец он немного приподнялся, улыбнулся и сделал мне знак рукою подойти. Я подошел и поневоле должен был опуститься на колени, чтобы принять его благословение. Благословив меня, о. Амвросий взял мою руку, еще пристально посмотрел мне в глаза и мягким и веселым голосом произнес: „Так вот он какой, этот свирепый защитник своего счастья!“ Я пробормотал что-то вроде извинения, но он остановил меня и, указав на лежащее на столе мое письмо, продолжал: „Нечего извиняться! Я очень доволен этим письмом, чему доказательством служит мое желание вас видеть. Какая это на вас форма?“ - Я ответил, что я командую Южно-Болгарской дружиной, и что это форма Восточно-Румелийских войск. - „Первое название хорошо, а второму и быть бы не следовало!“ - серьезно произнес он. „Мне очень приятно, батюшка, слышать, что вы совершенно согласны в вашем взгляде с покойным Скобелевым и со всеми истинно-русскими!“ - ответил я с почтительным поклоном. „Вы ведь были и в Сербии добровольцем, как мне говорила С. Кстати, как ее здоровье? Я слышал, что она была больна после поездки в Петербург“. - „Слава Богу, поправилась“, - сказал я. Старец опять улыбнулся и сказал: „Я вас не удерживаю более; вы видели, сколько людей ожидают слова утешения. Ступайте, мы потом поговорим. Да, вы надолго приехали сюда?“ - „Я думаю еще съездить взглянуть на ваш знаменитый Козельск и выехать из Оптиной в четверг“. - „Вот и прекрасно! Значит, вы можете и отговеть здесь“. - „Отец Амвросий! Сегодня вторник, когда же я успею отговеть? Четверг послезавтра!“ - возразил я немного удивленным тоном. - „Для истинного покаяния нужны не годы и не дни, а одно мгновение, - заметил он серьезно, почти строго, - сегодня вы будете у вечерней службы, завтра у заутрени и Преждеосвященной Литургии, а после вечерни придете ко мне на исповедь; в четверг приобщитесь Св. Таин и вечером можете выехать в Москву“.