Здесь ее пригласил к себе жить священник о. Василий Дертев, впоследствии скончавшийся монахом Саровского монастыря с именем Варлаам. Агафия Семеновна на дворе его построила себе небольшую келью, и работала у о. Василия как простая служанка: чистила двор, ухаживала за скотиной, стирала белье. В таких сокровенных трудах она и прожила здесь двадцать лет.
В 1767 году Агафия Семеновна испросила у саровских старцев благословение, а у епархиального начальства разрешение на постройку нового каменного храма во имя Казанской иконы Божией Матери на месте прежней церкви святителя Николая. Постройка кончилась через 5 лет. Затем она съездила в Казань за точной копией с чудотворной иконы Богоматери и святыми мощами.
Постепенно вокруг Агафии Семеновны собралось несколько ревнительниц духовной жизни: девица из с. Вертьянова, круглая сирота, крестница о. Василия Евдокия Мартынова, вдова Анастасия Кирилловна, Ульяна Григорьевна и Фекла Кондратьевна — все из ближних селений. В 1788 году местная помещица Жданова пожертвовала 1300 кв. сажен своей усадебной земли, на которой Мельгунова построила три кельи с общей оградой, где поселилась с послушницами. Община называлась Казанской, жили сестры по строгому Саровскому уставу.
Вскоре после этого Агафия Семеновна Мельгунова стала слабеть, хотя ей было всего лишь около 55 лет. За неделю или две до кончины она отправила послушниц в Саров с просьбою о постриге. Прибыл о. Исаия, и во время вечерни постриг ее в великий ангельский образ с наречением имени Александры. Хотя есть предание о том, что постриг Агафия Семеновна приняла раньше в Киеве.
В первой половине июня 1789 года, когда игумен Пахомий с казначеем о. Исаией и иеродиаконом Серафимом отправились на похороны благодетеля монастыря Соловцова, им пришлось проезжать через Дивеево. Мать Александра, совсем уже больная, упросила их особоровать ее перед смертью, что и исполнили старцы; при этом она просила о. Пахомия не оставлять своим душевным попечением и необходимою материальною помощью остающихся ее сирот. Отец настоятель обещал, но, ссылаясь на старость свою, указал на молодого иеродиакона Серафима как на преемника своего в деле попечения об уделе Божией Матери.
«Духовность его тебе известна, — говорил он умиравшей, — и он молод, ему и поручи это великое дело».
Преподобная Александра отошла ко Господу 13/26 июня 1789 года. Возвращавшиеся в обитель старцы заехали снова в Дивеево и отпели матушку Александру. В день ее похорон шел такой проливной дождь, что ни на ком не осталось сухой нитки, но преподобный Серафим, по своему целомудрию, не согласился даже обедать в обители и тотчас после погребения ушел пешком в Саров.
После кончины матушки Александры в общине остались три послушницы: Евдокия, Анастасия и Фекла. Они избрали между собою старшей Анастасию. В течение семилетнего заведования общиною она собрала 52 сестры. В числе их поступила вдова из г. Тулы Ксения Михайловна Кочеулова с малолетней дочерью Ириной. По смерти Анастасии она и сделалась начальницею общины. Это была маленькая, сухая на вид женщина, крайне сурового нрава.
Вследствие ее строгости сестры начали расходиться: из 52 послушниц через год осталось лишь 12. Но зато они уже оказались крепким фундаментом для будущей обители. Скоро к ним стали прибавляться новые ревнительницы спасения; и в 1825 году, когда о. Серафим вышел из затвора и мог уже вполне руководить общиною, в ней снова было 50 сестер. К концу же жизни его под управлением Кочеуловой было уже 47 келий и до 113 сестер. Такой строгий характер ее объяснялся не только природными ее свойствами, но и пользою общины: нужна была строгая дисциплина для монастыря, особенно в начале создания его.
И сам преподобный Серафим с похвалой отзывался о ней. Но и при всем том преподобный не вполне одобрял ее крайности. Например, он просил ее умерить строгость церковного устава, который она держала по Саровскому образцу. Но она решительно отказала в этом о. Серафиму, ссылаясь на правила, заведенные еще при о. Пахомии.
Недоволен был он и строгостью в пище у матери Ксении. Ксения Васильевна (мать Капитолина) рассказывала следующее: «У нас в трапезе была стряпухой строгая-престрогая сестра. Всем была хорошая сестра; да как еще-то было при матушке Ксении Михайловне в старой обители — а матушка-то Ксения Михайловна, не тем будь помянута, была очень скупенька — так строго заведено было, что по правде частенько сестры-то друг у друга хлебец тихонько брали. Вот и узнал это батюшка Серафим, да и потребовал ее к себе. Пришла она, и я в то время была у батюшки. Отец Серафим разгневался на нее, и так страшно, строго и грозно ей выговаривал, что страх и ужас охватил меня». Та ссылалась на приказы начальницы. А о. Серафим ей все свое: «Так что же что начальница! Не она моих сироточек-то кормит, а я их кормлю. Пусть начальница-то и говорит, а ты бы потихоньку давала да не запирала. Тем бы и спаслась! Нет, матушка, нет тебе моего прощения! Сиротам да хлеба не давать?»
Кочеулова управляла Казанскою общиной долго, сорок три года.